Дженнифер Роберсон - Разрушитель меча

— Должно быть у меня песчаная болезнь, — пробормотал я и потянулся к ближайшей фляге.

Дел зевнула, потянулась, сморщилась, когда лучи восходящего солнца осветили ее лицо, и посмотрела на меня одним глазом.

— Почему?

Я пожал плечами, жадно глотая воду.

Открылся второй голубой глаз.

— Скорее всего я не буду возражать, но мне любопытно, как ты пришел к такому выводу.

Напившись, я опустил флягу.

— Человек не обязан разъяснять всему миру содержание своих снов.

— А-а, — она тоже потянулась за флягой. — Если это не сны джихади.

— Джихади не обязан их и себе разъяснять. Джихади, он просто… джихади.

— Как и Песчаный Тигр.

— Вот и еще одно доказательство, — я откинул одеяла и поднялся. Чувствовал я себя удивительно хорошо для человека сначала избитого, а потом оставленного умирать посредине Пенджи. Мне было СВЕРХ хорошо.

Я наслаждался этим ощущением пока не вспомнил, как излечился или переделал себя, называйте как хотите.

А значит реальный я был таким же больным и уставшим, и не помолодевшим ни на год.

Сколько бы лет мне ни было.

Я мрачно посмотрел вниз, на завернутую в одеяло Дел.

— Как я был прошлой ночью?

Светлые брови взлетели до волос. Дел прищурилась, разглядывая меня в притворном изумлении. Я запоздало сообразил, что вопрос можно было отнести к нашей близости прошлой ночью, и Дел придумывала подходящий ответ.

Я торопливо махнул рукой.

— Я не об этом. В ЭТОМ меня успокаивать не надо. Я имел в виду… — я замялся. — Что-то у меня никак не получается.

Дел, безуспешно пытавшаяся скрыть свою растерянность, засунула одну ногу в сандалию и начала перевязывать шнурки до колена.

— Ты что-то пытаешься сказать? Или спросить? Или… что?

— Тебе я кажусь… реальным?

Вслед за моим вопросом последовала долгая смена выражений на ее лице: удивление, любопытство, смущение и неуверенность. Наконец она посмотрела вверх, на меня, с необычным спокойствием, словно понимала как много будет значить для меня ее ответ и радовалась, что могла быть предельно честной.

— Бесспорно, — объявила она.

Но я на этом не успокоился.

— И ты никогда не сомневалась, что я это я?

Она застыла, так и не завязав узел.

— А стоит?

— Нет. Можешь не волноваться. Я себя чувствую совсем как я, — я злобно поскреб щетину. — Ну ладно, все. Я просто… Забудь.

— Тигр, — Дел закончила узел, подняла голову и я увидел, что она улыбается. Густые шелковистые волосы лежали на плечах как покрывало. — Ты был таким же, как всегда. Мне не на что жаловаться. Так же, как, наверное, и Эламайн… и любой другой из тысяч женщин, с которыми ты проводил ночи.

Да, Эламайн не на что было пожаловаться до того момента, как меня решили кастрировать. И всем остальным женщинам (счет на тысячи, конечно, не шел, Дел преувеличила), но меня их мнение не беспокоило. Мне важно было знать, не казался ли я Дел необычным. Я боялся получить доказательство своей нереальности, признать себя существом, созданным Шака Обре и приютившим часть Чоса Деи.

Я чувствовал себя привычным собой. Но кто знает, кем был этот привычный человек?

— Песчаная болезнь, — убежденно заявил я и, погруженный в свои мысли, пошел поливать песок.

Заявление Дел, сделанное нарочито ленивым голосом, вывело меня из задумчивости.

— А еще мужчины говорят, что все женщины с причудами.

Потому что так оно и есть.

Но я был слишком занят, чтобы доказывать ей это.

Русали почти не изменился за тот год, что мы его не видели — типичный Южный город, типичный город Пенджи в типичном пустынном домейне — только когда мы покидали его, Русали лишился танзира, потому что Северный танцор меча убил его, чтобы напоить свою яватму.

Этим танцором была не Дел, а посланник Стаал-Уста, который пришел на Юг по ее следу, чтобы заставить ее заплатить за смерть ан-кайдина Балдура, чьей кровью напилась Бореал.

На первый взгляд казалось, что и Дел, и Терон совершили непростительные преступления, но ее можно было оправдать, а Терон повторно наполнил свою яватму, нарушив все Северные законы, чтобы иметь преимущество в танце с Дел. Лахаму, танзир Русали, увлекался магией и обладал некоторым опытом в Южной технике танцев мечей. Терон решил повторно напоить меч, чтобы овладеть Южным стилем, чужим для Дел, и этим повысить свои шансы на победу в круге.

Он едва не выиграл танец, но я вовремя заметил в нем перемену и насильно вытащил Дел из круга. Для обычного танца это означало бы признание поражения, но я рассказал о своих подозрениях и Дел быстро поняла, что случилось. Преступление Терона делало танец незаконным и позволяло Дел отклонить его вызов, чем я и воспользовался, решив преподать Терону урок.

И я это сделал. Я убил его.

При этом узнав, каково это — владеть яватмой, зная ее имя.

Его звали Терон. Брат Телека, сын старого Стиганда. И брат, и отец, узнав правду обо мне и Дел, сначала сговорились изгнать Дел, а потом решили убить нас обоих, заставив встретиться в самом яростном танце из всех, которые видела Обитель Мечей, потому что каждый из нас хотел — обязан был — выиграть. Дел — чтобы провести год со своей дочерью, я — чтобы вернуть себе свободу от клятвенной службы, удерживающей меня в Стаал-Уста, в которую обманом вовлекла меня Дел.

Аиды, сколько всего случилось. Посмотрите на нас сейчас.

Нет, посмотрите лучше на меня.

Или не надо. Вдруг увидите что-то, что никому из нас не понравится.

Русали. Без Лахаму, но теперь и без Алрика, танцора меча, перебравшегося на Юг с Севера, и Лены, его жены-Южанки, и всех их дочерей смешанной крови.

Мы проезжали лабиринт строений и лагерей, окружавших город. Дел оглядывалась по сторонам и выглядела смущенной.

— В чем дело? — удивился я.

— Вспоминаю. Тогда мы друг друга почти не знали… посмотри на нас сейчас.

Слова прозвучали эхом моих собственных мыслей. Я угрюмо признал:

— Теперь мы знаем друг друга слишком хорошо.

Она улыбнулась.

— Иногда.

— Но я по-прежнему не знаю многое о тебе, а ты обо мне.

Своим замечанием я заслужил косой взгляд.

— Может быть… но ты и сам о себе многого не знаешь.

Я хмыкнул.

— Я знаю достаточно.

— Тогда почему ты продолжаешь спрашивать меня реален ли ты?

Я заставил жеребца идти по краю узкой улицы, чтобы обойти перевернутую корзину и груду вывалившегося из нее мусора.

— А ты никогда не задумывалась, реальна ли ты?

— Нет.

Я пригнулся, проезжая под низко свисающим навесом, и ударился своим левым коленом о правое Дел, когда улица стала совсем узкой и заставила нас прижаться друг к другу.

— Ты никогда не задумывалась, не можешь ли ты быть каким-то… творением.

— Творением?

Я безуспешно пытался придумать, как сформулировать вопрос.