Сергей Никшич - Соседки

А теща продолжала измываться над ним как могла. И когда Гапка как-то отправилась в клуб, чтобы вместе с подружками от души похохотать под заморскую кинокомедию, а Васенька, одуревший от работы на грядках, в полуобмороке отлеживался на тахте, теща вдруг подошла к нему и злобное лицо ее превратилось в маску ужасного гнева.

– Для тебя я доченьку растила? Для тебя ее грудью кормила? Чтобы ты над ней издевался и измывался? Чтобы она служила тебе, как рабыня, и исполняла твои скотские прихоти? Нет, не уйти тебе от меня!

И теща превратилась в свирепого лесного вепря и так ткнула Васеньку в бок своими клыками, что два фонтана крови забили из него и сознание стало покидать его. Но он успел увидеть, что теща торжествует и злобная харя вепря расплывается в омерзительной гримасе. И заставил себя вскочить и, оставляя на полу кровавый след, ринулся к стене, на которой висела сабля. Но подлая ведьма спрятала ее куда-то, и стена была пуста. И тогда Васенька углядел краем глаза топорик, которым Гапка рубила на кухне капусту, и дотянулся до него, и пошел на вепря, а тот, гордый своей силой, стоял, не шевелясь, и только скалился и пялился на умирающего зятя. И поднял Васенька руку, и замахнулся на тещу, но та отступать и не думала. Более того, вепрь, к ужасу Васеньки, превратился в нечто наподобие дракона, который стал на него надвигаться, поливая при этом пол ядовитыми слюнями. И поглядывая на Васеньку в последний раз, перед тем как его сожрать раз и навсегда. И погибла бы ни в чем не повинная христианская душа, если бы у бывшего студента вдруг не прорезался внутренний голос, который довольно грубо сообщил ему, что спасительная сабля лежит в одежном шкафу на верхней полке под постельным бельем. Но между шкафом и Васенькой находился проклятый дракон, готовившийся к трапезе, а из ран на боку кровь текла ручьем и сил у Васеньки с каждой минутой оставалось все меньше. И до него вдруг дошло, что всего через несколько мгновений жизнь, которую он так любил до знакомства с Гапкой и тещей, закончится среди зубов дракона. И он с криком «Аминь!» вскочил на спину чудовищу и перескочил через него, и ему это удалось, потому что ведьма была уж слишком уверена в своей победе, и открыл шкаф, и вывалил из него на пол чистейшее белье, и выхватил саблю, и отрубил дракону хвост, а потом лапу, а потом… Но и тот не оставался в долгу и своими ядовитыми зубами вцепился в правую ногу Васеньки и почти ее перекусил. Но тут на крыльце послышались шаги Гапки, и чертова ведьма тут же превратилась все в ту же тещу со страдальческим выражением лица, на котором от сабли остались красные полосы. А кровь перестала течь из бока Васеньки, и от него вдруг стало разить дешевым спиртом. И перед Гапкой предстало измазанное землей постельное белье, пьяный муж и избитая, сдерживающая слезы, мать.

– Я же тебе говорила, что он подонок, – кротко сказала ей подлая ведьма и, прихрамывая, чтобы вызвать к себе еще больше жалости, ушла в ночь.

А Гапка никогда не умела сдерживать свой гнев и на клеветнические разговоры суженого о том, что ее горячо любимая мать – ведьма, отвечала площадной бранью, которая, как думал будущий Голова, совершенно не шла хорошенькой, как кукла, девушке, ставшей по какому-то недоразумению его женой. Но соображал он еще слабо по причине контузии и понимал только одно – или он тещу, или она его. Хуже всего было то, что нога от укусов дракона воспалилась и он почти не мог ходить, а фельдшер, навещавший его, вызывал почему-то бешенство как Гапки, так и тещи, и они то прогоняли его, не позволяя исполнить свой долг, то уговаривали сделать Васеньке такой укол, чтобы тот навсегда покинул этот мир и больше не беспокоил их своими глупостями. А Васенька отлеживался на тахте и копил силы, и серые наивные его глаза, в которых еще совсем недавно то и дело мелькало детское удивление, становились черными от ненависти, когда в поле его зрения, ограниченное бинтами, попадала Ведьмидиха.

А Гапка понемногу училась произносить свои замечательные монологи, которые впоследствии прославили ее как незаурядного оратора и которые автор этих строк когда-нибудь издаст отдельной книгой, ибо люди всех возрастов и занятий найдут в них немало для себя поучительного.

Но не будем забегать вперед.

Итак, время шло, Васенька опять окреп, хотя и кормили его ужасно и он с ностальгией вспоминал маменькины котлетки и наваристый борщ или, в худшем случае, студенческую столовку, в которой иногда удавалось забесплатно получить добавку от приветливой кухарки, большой проказницы не только по части соусов для макарон. Но как человек, уже несколько умудренный жизненным опытом, Васенька тщательно скрывал, что может вставать, и требовал, чтобы супружница подавала судно, а та утверждала, что ее от этого тошнит и пусть он не надеется на то, что она когда-нибудь исполнит супружеский долг, ибо она не для того выходила замуж, чтобы он избивал ни в чем не повинную ее матерь, а она бы ухаживала за ним, как медсестра за инвалидом. Она ведь жена, а не сестра, и Гапка уходила на танцы, чтобы развеяться, а он лежал и сквозь полуприкрытые веки наблюдал за тещей, которая только и поджидала момент, чтобы окончательно его доконать.

И в один прохладный осенний вечер, когда небо над Горенкой заволокли серые зловещие тучи и с небес полил колодный, отвратительный дождь и Гапка утащилась в гости к Наталке, еще не бывшей замужем за Грицьком, внутренний голос подсказал Васеньке, что быть беде. И в тот раз голос его не подвел. Потому что теща, после того как выпила ведро чая и обильно пропотела, превратилась в черную кошку со стальными когтями и вальяжно сообщила оцепеневшему от ужаса Васеньке, что пусть он посмотрит вокруг себя в последний раз, ибо больше он ничего никогда не увидит, потому как она выцарапает ему глаза за то, что он испортил жизнь ее доченьке. И пусть он тогда не клевещет на нее Гапочке, ибо кто виноват в том, что он напивается, даже не выходя из дому? И если он сам себя покалечил, то кто в этом повинен? Но ведьма не знала, что худое тело Васеньки скручено в пружину, и не успела она еще закончить свои хвастливые речи, как он скинул с себя провонявшееся байковое одеяло, схватил ее за хвост и забормотал святые молитвы, которые укрепляли его сердце, пока он под холодным проливным дождем бежал к колодцу, чтобы утопить раз и навсегда зловредную ведьму. А колодец был у них на краю усадьбы, старый и давно заброшенный, и Васенька не знал, что воды в нем немного, всего лишь по пояс, что явно недостаточно для того, чтобы свести счеты с ведьмой. Правда, по дороге на глаза ему попался мешок и он засунул в него отчаянно мяукавшую кошку, пытавшуюся привлечь внимание соседей к своей беде, и давай этим мешком колотить по тыну, чтобы заставить ее замолчать. И тогда из мешка донеслись жалобы, и причитания, и обещания исправиться и заботиться о Васеньке, как о своем собственном сыночке. Но бывший студент знал, что это его последний шанс и, завязав потуже мешок, швырнул его в колодец. И отправился домой обсыхать. И обнаружил на плите жаркое с черносливом, а в серванте недурной напиток, который от него тщательно скрывали. И сидел он, и ужинал, и размышлял о смысле жизни до тех пор, пока в дом не возвратилась его благоверная. А та сразу же обнюхала все закоулки, и то, что ее муженек выздоровел, не вызвало у нее ни малейшей радости, по крайней мере, на ее хорошеньком личике были написаны только подозрение и злость.