Сергей Никшич - Соседки

– Я у тебя спросил, Гапка, куда ты прешь? – сорвался Тоскливец, который от накатившей на него волны гнева забыл о том, что должен называть свою бывшую подругу Красной Шапочкой.

– Ты бы, Волк, выражения подбирал, когда общаешься с барышнями, – сцепив зубы, ответствовала ему Гапка, которая с огромным трудом удерживала самое себя от того, чтобы не рассказать залу о том, что она думает о человеке, замаскировавшемся под облезлой заячьей шапкой.

Публика тем временем приняла эту перебранку за заранее отработанный экспромт и одобрительно зареготала, поражаясь фантазии сельского писаря. Надо сразу заметить, что и все последующее «экспромты» публика до поры до времени принимала как нечто само собой разумеющееся.

Но вернемся, однако, к нашей пьесе.

– Я ведь тебя спросил, девочка, – снова обратился к Гапке Тоскливец, которого игривая походка Гапки одновременно и злила, и нервировала, и вызывала воспоминания о деньках не столь отдаленных, которые он сам прекратил, потому что решил не тратить на Гапку деньги. Так сейчас он тратит их на Клару, и причем, наверное, еще больше, потому что Клара на замке и хочет опять с ним бракосочетаться, а у него об этом и мыслей нет, и вся эта катавасия отбирает силы, время и опять-таки деньги. Так думал на сцене Тоскливец. И вдруг его осенило: жизнь это то, что происходит с нами после работы? Или это просто обмен веществ?

– Жизнь – это просто обмен веществ, – неожиданно возвестил на весь зал Тоскливец к полному восторгу учителя биологии, который заседал в нем вместе со всеми. – Так что я сейчас тебя рассупоню.

И он бросился за Гапкой, а та убежала от него за сцену, и зал зашелся в овации, потому как такую трактовку «Красной Шапочки» в здешних местах никогда и не видывали. Более других хохотала Галочка, а Голову по причинам, самому ему малопонятным, мучила ревность – уж больно Гапка в этот вечер была хороша: золотые локоны выбивались из-под красного, а точнее, малинового берета, золотые искорки в карих глазах и розовые пухлые губки заставляли забыть, на что способен этот ротик, когда Гапку захватывает стихия устного творчества. «Гапка, она, как растение-хищник, которое маскирует свою природу цветами, – хмуро думал Голова. – Вот я и попался, как безобидная пчела, в эту ловушку и оплодотворял этот цветок долгие годы, но все это было совершенно бессмысленно, потому что Гапка отказалась рожать, чтобы не испортить свою талию, хотя, если честно, кому она нужна и для чего? Чтобы вилять сейчас бедрами между китайских искусственных елок и изображать Красную Шапочку? Думаю, кобру она изобразила бы с большим успехом».

Но тут Голова вспомнил, что, по его собственному сценарию, ему уже пора на сцену, и ушел, шепнув на ушко Галочке что-то неразборчивое.

На сцену тем временем вкатили избушку, в которой лежал на постели в затейливом чепце и с отвратительной улыбкой Тоскливец-Волк.

К избушке подошла Красная Шапочка и почтеннейшая публика, и не безосновательно, встревожилась за судьбу милой девочки, прелестями которой в реальной жизни очень многие даже сельчане не могли налюбоваться, и все завидовали некогда Голове, который увел у них из-под носа такую красавицу, словно у них был хоть малейший шанс. Но таковы уж наши сердца – так сладостно утешать себя мыслями о том, что красавица не досталась нам только по случайности и что исключительно из-за интриг не мы разъезжаем под охраной почетного эскорта… Но это своего рода мыслетерапия, потому что не каждому дано мужество смотреть в лицо реальности, что не только неприятно, а иногда очень даже страшно, и поэтому мы дружно живем в сотканном из мифов мире фантазий, который все меньше и меньше отличается от мира виртуального, и закончится все это, вероятно, тем, что человечество когда-нибудь покинет этот мир и уйдет в интернет, и те, кто случайно посетят когда-нибудь нашу Землю, будут вынуждены разыскивать тех, кто ее застроил уродливыми сооружениями и всякой дрянью, на жестких дисках.

Итак, Красная Шапочка приблизилась к избушке, и бабушка нежно спросила:

– Это ты, внученька?

Следует честно признать, что на какое-то мгновение Гапка ощутила себя маленькой девочкой, не превратившейся еще в мегеру, которая по этой причине может пока еще радостно смотреть жизни в лицо, но продолжалось это всего лишь мгновение, и Гапка вспомнила, что она – Красная Шапочка и что на нее охотится злобный Волк, которого к тому же играет ненавистный ей Тоскливец, и злобно ответила:

– Да, бабка, это я!

А Тоскливец, как это было ему свойственно, раздумывал только о том, как бы это Гапку забесплатно облапить, но так, чтобы Клара не увидела: «Не будет же она сопротивляться на глазах у всего зала? Публика ее не поймет».

– Садись ко мне поближе, внученька, – лукаво предложил Тоскливец, но Гапка сразу его раскусила – ведь женская интуиция дана прекрасному полу, как радар летучим мышам, для того чтобы уклоняться от препятствий и избегать опасностей, но только пользуются представительницы прекрасного пола ею, как раз наоборот, и в большинстве случаев из-за упрямства набивают себе шишки то ли на лбу, то ли еще где. Но Гапка, получившая, причем бесплатно, множество уроков от своего бывшего муженька, была девушкой осторожной, и она стала поодаль от постели и принялась пояснять «бабушке», какие гостинцы ей принесла.

И у жадного Тоскливца, который почуял запах настоящих пирожков с мясом, заблестели глаза, и он уже думал только о том, как бы их сожрать на глазах у почтеннейшей публики, да так, чтобы зрители приняли это за часть театрального действа. Но тут неугомонная Гапка, которую пирожки не волновали, спросила его:

– Почему у тебя, бабушка, такие большие уши?

Но Тоскливец не стал ввязываться в бесполезные дискуссии, приподнялся и, обхватив Гапку за талию, усадил ее возле себя.

– А зачем у тебя, бабушка, такие большие и давно не чищеные зубы? – спросила Гапка, чтобы досадить бывшему дружку, упорно экономившему на зубной пасте.

Публика, знавшая повадки Тоскливца, разразилась радостным хохотом. Чем ближе пропасть, тем радостнее смех, сказал бы в таком случае восточный мудрец, но зрители еще даже не подозревали, во что превратится детский спектакль и что им, собственно говоря, уготовано. Ведь человеку – и в этом его и трагедия, и счастье – совершенно неизвестно, что с ним произойдет уже через минуту.

А от наглости Гапки Тоскливец покрылся под макияжем синюшным румянцем и стал мучительно соображать, как ей отомстить. У него появилось время подумать, потому как на сцене появился Голова с присыпанными мукой щеками и с накинутой на плечи белоснежнейшей простыней. Непредусмотренный выход Головы, который незаметно улизнул из зала, вызвал определенное оживление, так как никто не мог понять, кого он играет и, самое главное, зачем? Ведь не мог же он хапануть сам у себя?