Василий Доконт - Зимняя охота короля

— Ваше Величество, я…

— Погодите, мастер Блафф, слова благодарности скажите лучше королю. Я же хочу, чтобы вы помнили ещё и о том, что люди несут на своих плечах основную тяжесть этой войны… Я не останусь на беседу с вами: военные вопросы вы быстрее обсудите без меня — не надо будет ничего объяснять несведущей в них королеве, а политические вопросы мы не можем решать без участия Аквиннара. Желаю вам продуктивной беседы, господа… — и Магда вышла из библиотеки.

«— Я — в восхищении, сир! Какая замечательная женщина! Всего десятком слов исправила Ваш прокол насчёт союза с гномами. Блафф теперь и не заикнётся о равноправном договоре…»

«— Может, Инувик ей подсказал?»

«— Ага, подсказал! Потому и сидит теперь с раззявленным от удивления ротом — так и хочется туда плюнуть…»

Про раззявленный рот Инувика Капа, конечно, преувеличила. Опытный дипломат и глазом не моргнул, слушая королеву. Вот только напряжённые плечи слегка опустились, да ушла строгость из глаз, прикованных взглядом к Блаффу. Гном же растерянно вертел в руках нежданный подарок, и запах кожи от переплёта совершенно забил не только дух иссушенного пергамента и пыли, присущий библиотеке, но и аромат изысканных закусок на столе.

— К делу, господа, — прервал затянувшееся молчание Василий. — К делу!

Полковник Паджеро вместе с полком всё еще находился в родовом замке Фехеров. Второй день он принимал присяги своих вассалов, нескончаемый поток которых тянулся к замку со всех, прилежащих к Бахардену, земель. Это однообразное занятие уже почти довело графа до бешенства, и вассалы с опаской приближались к сюзерену, готовые при первом же окрике бежать, куда глаза глядят.

Но окрика всё не было — Паджеро сидел, прикрывая, рукой, нервный тик на левой щеке и, выслушав текст вассальной клятвы от очередного сельского старосты или одинокого арендатора, молча кивал кому-нибудь из лейтенантов: прими, мол. Те возвращали присягнувшему вассалу меч или топор, или что там ещё было, и уводили с глаз долой — выпить чару доброго вина от графских щедрот.

«Король уже, наверное, в столице, — думал, уныло страдающий от избытка вассалов, граф. — И Илорин уже в столице… И Эрин с Тусоном где-то на полпути к ней, может, чуть дальше… Ларнак, пожалуй, до побережья уже добрался, или доберётся вот-вот… А мне здесь — хоть погибай… Надо же — три баронства и крупный город: сподобился на старости лет. Удружил Его Величество, ничего не скажешь: боевой офицер превратился в земляную крысу… Или кто там всё время с землёй возится? Крот, что ли? Тьфу!»

Шарахнулся в сторону перепуганный арендатор.

— Стоять! Чего дёргаешься? Шевельнуться нельзя, чтобы… А-а-а… Много вас ещё там? Перерыв сделаем — поем слегка, потом — продолжим…

С кубком вина и жареной индюшачьей ногой полковник поднялся на стену замка — вдохнуть свежего воздуха и осмотреться вокруг. Лисий Нос был забит народом до самого берега, и хвост этой огромной очереди терялся где-то в лесу, среди палаток его полка. Присягу надо было принимать там, между деревьев, чтобы не было видно полных ожидания сотен лиц, а не здесь, не в каменном мешке замка. Тут и повернуться негде от набившихся во внутренний дворик людей…

Взгляд Паджеро перебежал с узкого мыса на безлюдную поверхность озера. Серая стылая вода колыхалась ленивой волной, местами покачивая крупные льдины — день-два, и озеро станет, скованное морозом, а ещё через десяток, примерно, дней до стен замка можно будет добраться с любой стороны — лёд уже будет достаточно крепок, чтобы выдержать вес всадника с полным вооружением. Король, уговорив мятежников сдаться, выиграл не меньше пятнадцати дней для своих планов и сохранил не одну сотню жизней своих солдат… Наших солдат…

Да, нехорошо получилось тогда, в штабной палатке — огорчили короля пустыми обидами: бои подавай, подвиги подавай, награды подавай… От некоторых наград не знаешь куда деваться. И не поручишь никому — первая присяга сюзерену: не выслушаешь лично — обид будет не на одно поколение. А долг перед не рождённым ещё ребёнком обязывал соблюсти все традиции и обычаи: вассалы даже тени неуважения не должны выказать сыну Фирсоффа. Король не зря назвал это дело семейным и выделил его, Паджеро, в графы. Но как же хочется сесть в седло, обнажить меч и…

Хотя, если разобраться, то не так уж и неправы были перед королём полководцы: солдату нужны сражения, чтобы чувствовать себя нужным. А так, без битвы, он — дурень дурнем, болван, обвешанный с ног до головы железом. Счастливчик Хермон — Паджеро отправил его по окрестным баронам дружины отнимать — там тебе и дело, для короля и Раттанара полезное, и, если повезёт, то и возможность свой меч опробовать. Хорошего парня Джаллон отдал — сам теперь жалеет, небось. Бывший капрал легко освоился с ролью лейтенанта, и стал незаменим, как раньше, среди дворцовых стражей, был незаменим Илорин. Самому бы поехать, но эта вассальная клятва…

А ведь он, Паджеро, после битвы на постоялом дворе «Голова лося», не убил ещё ни одного врага, не отомстил пока за смерть Фирсоффа и почти всей его свиты… Да, что там — не отомстил! Ещё и не начинал мстить, и кровь убитого приёмного отца вопиет — до звона в ушах, до боли в груди, до жидкого огня в крови… А тут сиди, клятвы слушай…

Не засчитывать же себе, в уплату долга крови, жизни того жалкого десятка мятежников, что были повешены накануне. К тому же, в их смерти заслуги полковника нет: после сдачи замка Паджеро суд над пленными вершил странным способом. Собрав всех во двор, объявил:

— Мне разбираться с вами недосуг. Выискивать вину каждого и размер её определять я не стану. Вы все друг друга знаете! Знаете, кто, чем и когда провинился перед Короной и перед Раттанаром. Сами и решайте, кто из вас и какого наказания заслужил. Как решите, так и делайте…

И — что же? Решили и — сделали. Десяток повесили, потом друг друга плетями перепороли, потом — первыми, клятву верности ему принесли. Сейчас зубами готовы землю рыть, искупая прошлые вины…

А земли-то — что же с ней делать, с землёй? Управляющего, где бы найти — всем графством распоряжаться? Или каждой вотчине своего, отдельного, назначать? И Бахардену — тоже? Бедная, бедная голова, бедная, бедная…

Паджеро обгрыз индюшачью ногу и кинул косточку в озеро. Она упала на льдину, и каталась по ней некоторое время — при каждом подъёме волны, потом скатилась в воду. Полковник допил вино и, сунув пустой кубок подоспевшему слуге (надо же — слугами обзавёлся), нехотя спустился вниз — клятвы дослушивать…

— Прежде, чем мы перейдём к делам, я хотел бы сказать вам несколько слов, господа министры. Сегодня, въезжая в Раттанар, я был удивлён… даже, пожалуй, раздосадован… Я не стану выяснять причин, и не желаю выслушивать ваших объяснений. Вполне может быть так, что мне и выяснять нечего, и всё случившееся именно случайностью и является… Вы, все, имеете право на неприязнь или неуважение, на злость и обиду, как и любой раттанарский подданный. Но, в отличие от него, от любого подданного, вы не имеете права показывать свои чувства, особенно публично! Я запрещаю вам это! Я категорически вам это запрещаю! Если вы, когда-нибудь, на любом общественном действе, будь это приезд короля, или встреча посла, или траурный митинг, или народное празднество… Если вы, господа, когда-нибудь, позволите себе показать даже всего лишь одному постороннему зрителю, что вы больше не являетесь группой единомышленников, что между вами существуют трения, которые могут это единство разорвать и могут быть для этого использованы — клянусь всеми богами Соргона!.. Тем единым богом клянусь, в которого верит мой народ!.. Короной своей и своей жизнью клянусь: я вам такие взаимные обиды и недовольства друг другом устрою — одни только перья полетят! Не можете работать на победу? Не можете жертвовать собой — во имя будущего всего населения Соргона? Убирайтесь отсюда к чёртовой матери, и чтобы духу вашего возле меня и близко не было! — король, произнося это вступительное к заседанию Кабинета слово, ходил вокруг стола, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. — Мои командиры плачутся, что не подрались, что не смогли пролить ни своей, ни своих солдат крови… Что не залили обширных земель Раттанара кровью своих соотечественников… Мои министры встречают короля из военного похода, разбежавшись по разным углам столицы, и королю, чтобы с ними увидеться, и задать свои вопросы, приходится их разыскивать на глазах у всего населения… — Василий вдруг резко остановился: — Ладно, проехали… Эй, кто там! Подайте вина! В горле совершенно пересохло…