Макс Фрай - Вавилонский голландец

– Да уж знаю.

Магдала пожала плечами:

– Ну ищи тогда на здоровье. А я пошла.

– Вот и иди.

– Вот и иду.

Читать про то, как камышовая лодка плыла через Средиземное море в Атлантику, конечно, очень интересно, но Магдала сквозь строчки видела отчего-то не храброго норвежца и его пестрый экипаж, а домовитого пирата синьора Антония Бонинчи. Пират, разодетый как на храмовый праздник, шел по главной улице Гарба, в руках держал корзинку с провизией, усы у него реяли, веселый фригийский колпак алел на голове. Синьор Антоний только что зарыл клад, закопал его в белом песочке на славном острове Гоцо, и Магдале так захотелось снова поглядеть на родные края или хотя бы на Силему! Она закрыла книгу, извинилась (Роза, по уши в своем чтении, едва кивнула) и тихонько вышла вон.

От библиотеки наверх можно было подняться в двух местах, и Магдала никак не могла вспомнить, какой из трапов это был в прошлый раз. Кажется, это было недалеко от медпункта, какая-то дверь, а за ней лесенка. Но возле медпункта было только две двери, и за одной из них жил боцман Микаллеф, а за другой Григор – тот, что пел про кукушку.

Магдала выбрала кормовой трап слева по ходу, поднялась на палубу, но Силемы по борту не оказалось. Только обычный морской горизонт, яркое солнце и ветер. Она медленно прошла, держась за поручень, от кормы до носа, до второй двери, за которой был трап, ведущий вниз. Корабль казался необитаемым. Рубка, в которой Атилла, или Миклош, или сам мистер Бек несли вахту, была выше, но Магдале не видно было, есть там на самом деле кто-нибудь, или «Морская птица», как «Вавилонский голландец», несется между двух сверкающих синих полотнищ сама по себе. На палубе не было ни груза, ни надстроек, а ведь Магдале помнилось, что в то утро она увидела Силему из какой-то выгородки. Может быть, это было не здесь, а ниже? Там машинное отделение, палуба узкая, и наверняка есть какие-то ящики…

Она снова спустилась в нагретое жилое нутро корабля, где пахло стряпней повара-кладоискателя, опять прошла мимо библиотеки, спустилась вниз – ох, как там было сумрачно, и грохотно, и жарко, толкнула палубную дверь…

Нет.

Силемы не было и здесь.

Корабль злорадно захихикал. Или это чайка прокричала высоко, под рыже-красным сетчатым парусом антенны.

Магдала разозлилась. Она стукнула кулаком по серой обшивке – корабль ответил гулким «бубубу…». Из люка показался Данила, оскалил белые зубы, погрозил пальцем. Нет, все-таки без людей ты всего лишь железо неплавучее, подумала Магдала, возвращаясь в библиотеку. Роза запирала дверь.

– У меня перекур, – сказала она, глядя на девушку поверх очков. – А ты что – погуляла уже?

– Ага. Но я… с вами бы сходила, можно?

– Пассивное курение вреднее активного, – сурово изрекла Роза. – Впрочем, станешь с наветренной стороны и будешь в полной безопасности. Я надеюсь, ты не вздумаешь стрелять у меня сигаретку?

– Миссис О’Ши!

– Пойдем, пойдем. Нужно быть готовым ко всему. В том числе и к тому, что красивая мальтийская девушка курит.

– А мы куда идем? – спросила Магдала, потому что они, направляясь к кормовому трапу, вдруг свернули в какой-то совершенно незаметный полутемный коридорчик прямо за каютой боцмана.

– Мы идем наверх, – отвечала Роза. – Ты там уже была как-то. Что ты там видела?

– Силему, – сказала Магдала, сообразив, куда они идут. – Слушайте, я же только что тоже наверх ходила, а этого прохода не было, честное слово…

Роза, стоя уже на верхней ступеньке трапа, обернулась.

– Наш корабль, милая, он с характером. Ничего, пообвыкнешь, будешь находить дорогу сама.

И толкнула тяжелую дверь наружу.

У набережной имени Борга теперь ошвартовалась огромная яхта, и Магдале была видна только ее бело-синяя корма. Дети и автомобили, ресторанчик на углу улицы Трик-иль-Торри, Башенной… Хранительница отошла на пару шагов и там курила свою тонкую сигару. Под ярким солнцем волосы ее блестели, как солома.

– Роза, – тихо позвала Магдала, – а вы на что смотрите?

– Иди сюда.

Магдала подошла поближе. Она помнила, как кружилась голова, когда Себас показывал ей свою португальскую деревеньку, но Роза крепко взяла ее за плечо.

– Что видишь?

Синее и зеленое. И белое. Дымку, и облака, и травяные холмы, и горы над ними, и деревянную пристань. Горьким дымом потянуло оттуда – или это от сигары?

– Ух ты… Где это?

– Это Рослар-Харбор, девочка моя. Это Ирландия.

– Очень красиво.

– Да, верно. Изумрудный остров.

– Действительно, изумрудный… Вы… давно там не были?

– Очень давно.

Магдала помолчала.

– А… скажите, а правда, что на «Морской птице» служат… ну, плавают… очень подолгу?

– Правда.

– Просто мне… я тут как-то слышала, что кто, мол, на борт поднимется, тот уже не сойдет никогда.

Роза повернулась и посмотрела на нее, прищурив холодные голубые глаза.

– Дорогая моя, ты же прекрасно видела в Александрии – и поднимаются, и сходят на берег.

– Ага, а еще я видела Анастасиоса.

– Анастасиос – это otra cosa aparte, совсем другое дело, неужели ты и вправду веришь?

– А вы?

– Что – я? Верю ли я в эту ерунду, что нельзя сойти на берег?

– Нет, вот вы сами… сколько вы тут служите? А если мы приплывем туда, в этот Рослар, вы сойдете?

Глаза у Розы сделались совершенно ледяные.

– Вряд ли.

Магдала поняла, что вопрос задала не самый удачный, но удержаться от еще одного не получилось:

– А почему?

Роза крепко затянулась и выдохнула дым, как дракон, через ноздри. У Магдалы все сжалось внутри. Она очень сожалела, что расстроила миссис О’Ши… и побаивалась ее, если уж начистоту. Но Роза ответила довольно спокойно:

– Потому, дорогая моя, что не всегда есть смысл искать то, что оставил давным-давно. Я уехала оттуда в сорок восьмом, после войны, и все у них там случилось без меня. А у меня – без них.

Магдала опешила.

– Вы тут… на «Птице» – столько лет?

– Хорошо сохранилась, да? – улыбнулась Роза. – Нет, девочка моя, на корабль я попала позже. Но, конечно, лет мне немало.

– По вас и не скажешь.

– Спасибо за комплимент. Это все корабль. Я нужна ему, он нужен мне. Ну все, я покурила… Пойдем, нас ждут великие дела!

– Да… А… а что видно по правому борту?

– По правому борту, дорогая Магдала, – Роза бросила окурок в ящик с песком и повернулась на каблучках египетских расшитых босоножек («Не меньше восьмидесяти должно ей быть», – подумала Магдала с трепетом), – по правому борту тебе еще рановато высматривать.

– Ну а все-таки, что там?

– Там, моя дорогая, те края, куда ты уже никогда вернуться не сможешь.

– Все дело в пластинке, – Магдала воткнула ножичек в очищенную картофелину. – Рассказал бы больше, был бы толк. А так до седой бороды провозишься.