Сергей Шведов - Шатун

А потом появился Лихарь… Точнее, он появился одновременно с Драгутином. Самым неприятным для тогдашнего Великого радимичского князя было то, что Лихарь приходился сыном Листяне Урсу и внуком Ичкирю Шатуну, которых их соплеменники почитали как богов. Сразу же зашевелились притихшие после смерти Листяны урсские ганы. Да и старейшины многих радимичских родов заволновались, рассчитывая при поддержке кагана оттеснить ведунов от городских столов. Старая распря между родовыми ганами и ведунами, почти сошедшая на нет в последние десятилетия, грозила вспыхнуть с новой силой. В такой ситуации Великий радимичский князь Будимир, терявший последние силы из-за тяжелой болезни, вполне мог объявить преемником не боготура Всеволода, а сухорукого Борислава, любого кагану Битюсу, тогда только-только утвердившемуся на вершине власти.

Всемила поднялась с лавки, подошла к дверям и крикнула прислужнице, чтобы позвали стражницу Малушу. Следовало предпринять упреждающие действия, дабы не нажить в будущем большой беды. Неужели Драгутин обманул ее тогда? Сделать это было, конечно, нетрудно. Ведунья Всемила была слишком молода и доверчива. Мир, в который она попала волею родовичей, оказался слишком сложен для неокрепшего разума, а потому и жила она тогда, больше полагаясь на сердце. С тех пор утекло много воды, и в этом мире для кудесницы Всемилы почти не осталось тайн, но даже при нынешней ее опытности сердце вдруг напомнило о себе в полный голос и на какой-то срок заглушило, похоже, голос разума.

– Поезжай на выселки у Поганых болот, – сказала Всемила вошедшей Малуше, – найди Ляну и передай от моего имени приказ вернуться в обитель немедленно. А по пути загляни к боготуру Вузлеву, и, если застанешь у него Божибора, то передай «белому волку», что я хочу его видеть.

Всемила ревновала, глупо было от себя это скрывать. Но дело было не в ревности, а в том, что поведение Драгутина вполне можно было расценивать как предательство. Речь шла не только об измене Всемиле, но и об измене делу божьих ближников и славянской правде. Если подозрения Торусы подтвердятся, то прощения боярину Драгутину не будет ни от кудесницы Всемилы, ни от «белых волков» Перуна. Даджан, видимо, упустил из виду, что имеет дело не с глупой девчонкой, обмирающей от счастья в его объятиях, а с зрелой женщиной, которую богиня Макошь сделала своей наместницей в славянских землях.

Всемила готова была простить Драгутину старую оплошку, совершенную по молодости лет, хотя неверность боярина в пору их страстной любви наполняла ее сердце горечью и обидой, но она не могла ему простить сегодняшнего молчания, за которым таилось коварство такой глубины, что об этом даже думать было страшно. А ведь Всемила сделала все от нее зависящее, чтобы даже тень подозрения в связях с нечистыми не пала на боярина. Своей волей, несмотря на глухое недовольство многих ведуний, числивших за Драгутином несмываемые грехи, возвела она его на Макошино ложе, принудив богиню к акту любви и всепрощения. Всемила знала, что над головой Драгутина висит приговор и что тайные убийцы рыщут по его следу. Этот приговор был ему вынесен от имени Кибелы, и многие ведуньи склонялись к мысли, что приговор вынесен справедливый. Так было, пока боярин не стал на священном ложе тайным мужем богини. Сей торжественный акт любви, совершенный на глазах кудесника Сновида, снимал все подозрения о немилости к боярину богини, которая в иных землях называлась Кибелою, а в землях славянских стала Макошью. А значит, не правы те, кто утверждает, что ложе Кибелы попало в славянские земли случайно, что вывезено оно было из старого храма обманом и что богиня никогда не возляжет на него, тем более с мужем славянским. И еще говорили многие, что Кибела по-прежнему желает властвовать над миром и первенствовать среди богов Ойкумены, а быть просто Макошью и бабьей богиней ей срамно. Тайный брак с боярином Драгутином доказал, что не крови жаждет богиня, а любви. Эта любовь способна заполнить чадами пустующие ныне земли и наполнить жизнь славян великой радостью.

Так истолковала волю богини после ночи любви, проведенной на священном ложе, кудесница Всемила, и это ее толкование подтвердили кудесник Велеса-бога Сновид, кудесник Даджбога Солох и кудесник Перуна-бога Вадимир. Истолкование это было распространено по всем землям, где кланяются этим же богам, хотя и под другими именами.

Толкование Всемилы основано было на том, что боярин Драгутин хоть и вершил дела, не всегда угодные богам, но сердцем чист. А ныне выходило, что первая ближница Макоши ошиблась, исказив волю богини в угоду своему любящему сердцу. Выходило, что правы те, кто считает, что богиня в любом из своих воплощений жаждет власти и кровавых жертв. И служить ей должны не женщины, а мужи-скопцы, которые лучше понимают волю богини. Сейчас в сердце Всемилы закрадывалось сомнение – уж не этим ли силам служит боярин Драгутин? Не с теми ли он связан людьми, которые считают, только впитавшая жертвенную кровь и помолодевшая от этой крови богиня-мать Кибела способна противостоять тому богу, которого ныне прочат в вершители судеб мира иудеи и истиане? Драгутин долго жил в иных краях, и нет у Всемилы полной уверенности в том, что не оступился там боярин и не пал в капкан, расставленный силами, чуждыми славянскому. Память возвращала Всемилу ко временам почти двадцатилетней давности. Драгутин боролся тогда не только с дядей своим Богуславом, но и с каганом Битюсом, грабя купеческие караваны и разбивая в прах хазарские отряды, которые наводнили в те времена радимичскую землю под предлогом наведения порядка. В стольном радимичском граде одесную дряхлеющего князя Будимира сидел Битюсов наместник ган Жита, а из-под его руки скалились в сторону ближников славянских богов скифские и печенежские ганы. И среди них в пору еще молодой, но уже тогда толстый и жадный – Митус, которому богатства радимичской земли и по сию пору не дают спать спокойно. Бок о бок с Драгутином сражались «белые волки» Божибор и Буривой, родовичи Всемилы. Их нападения на хазарские отряды сильно досаждали наместнику Жиряте, и он грозил войной Гостомыслу Новгородскому, если тот не уймет «белых волков» и не выдаст боярина Драгутина. Князь Будимир только головой кивал в знак согласия со словами Жиряты, а его сыновья Борислав и Богдан в открытую стали на сторону хазар. Случилось неслыханное прежде в славянских землях: мечники гана Митуса и Борислава Сухорукого захватили Макошину обитель и обвинили тогдашнюю кудесницу Светляну в пособничестве разбойникам.

Жирята грозил сжечь Макошин городец волею кагана, если ведуньи не выдадут дочь князя Гостомысла. Но Всемилы уже не было в обители, кудесница Светляна успела переправить беременную женщину в дальнее сельцо как раз накануне Митусова напуска. Настигли Всемилу Митусовы и Бориславовы псы и там, в местах далеких от княжьих и ганских свар, но услужающих Жиряте хищников постигла неудача, нарвались они на засаду и отошли с большим уроном. Всемилу из-под носа преследователей успел вытащить спешивший ей на помощь боярин Драгутин. Говорили тогда, что засаду на Митуса устроил Лихарь Урс, и это ему Всемила обязана своим спасением. Те суматошные дни, когда Драгутин, теснимый со всех сторон, вынужден был отходить все дальше и дальше в непроходимые болота, Всемила помнила плохо. Пришла пора ей рожать, и роды начались трудно. Если бы не Горелуха, вовремя подвернувшаяся в одном из лесных сел, то и вовсе не выжить бы Всемиле. Именно там, под кровом Горелухи, тогда еще нестарой и справной женщины, оставил Всемилу боярин Драгутин, ибо везти ее дальше не было никакой возможности. И именно там гонимая врагами Макошина ведунья родила дочь Ляну. Родила в муках, но даже в забытьи Всемилу не оставляла уверенность, что все будет хорошо, ибо волею богини в ее ушах все время звучал плач младенца, и этот плач придавал ей силы, не позволяя забыться навсегда, до той минуты, когда она услышала уже не в бреду, а наяву плач Ляны.