Кэрол Берг - Сплетающий души

Троица вскочила на ноги. После короткого совещания, которого я не расслышал, Занор с глазами, напоминавшими двух огромных светлячков, поклонился и повел нас, подпрыгивая, по крутой и узкой тропке. И хотя она резко и часто извивалась, каждый ее склон, казалось, был наветренным. Мы осторожно спускались. От дождя черный камень стал скользким; один неосторожный шаг, и соскребать с острых камней внизу будет почти нечего. Полумрак тоже не упрощал задачи. Каждый сполох молнии ослеплял меня так, что я не видел дальше вытянутой руки.

— Когда небо посветлеет? — прокричал я Обу и Вроуну, которые мельтешили вокруг меня, словно пчелы у яркого цветка.

— В Пределье не сияет такого же небесного света, как в других предельных мирах.

Паоло, по лицу которого струился дождь, понимающе кивнул.

— Я пытался тебе сказать. Ты проспал добрых четыре часа, а солнце так и не показалось.

Вроун снова встрял в разговор.

— Быть может, именно вы дадите нам небесный свет, величество! Вам это подвластно.

От его страстной убежденности меня бросало в дрожь куда вернее, чем от порывов ледяного ветра.

— Я не умею делать такие вещи. Если вы ждете от меня колдовства, вам стоит подумать еще раз.

Вроун вдруг резко остановился, похожий на горгулью из фонтана, поскольку дождь струился по его морщинистому лбу, длинной бороде и обширному животу. Я прошел мимо.

Вскоре карлик сумел умерить мое раздражение. Примерно тогда же, когда я осознал, что неестественная тишина объясняется его отсутствием, я больше почувствовал, чем услышал шлепающие шаги на тропе позади нас. Я остановился, придерживаясь за низкорослое деревце, торчащее из скалы, чтобы порыв ветра не сорвал меня вниз. Вроун подбежал к Паоло, его единственный глаз прятался за кипой плащей и сумок.

— Я наткнулся на эти вещи, — пояснил Вроун. — Лунная дверь была открыта, а Тот-кто-нас-определяет хотел, чтобы они были здесь.

К тому времени, как я вытащил из охапки свой плащ, Паоло уже держал в одной руке свою серую седельную сумку, а другой заталкивал в рот галету. Он протянул мешок мне.

— Завтрак.

Мы потащились вниз. Запасы, лежавшие в только что опустевшей седельной сумке, состояли лишь из сухих, сладковатых галет, лежалого сыра и слабого эля, но они порадовали желудок, словно яства с празднования Долгой Ночи.

Даже если бы Вроун мог доставить нас прямо к цели, я все равно настаивал бы на пешей прогулке. Лорд Парвен тысячу лет совершенствовался в военной стратегии и научил меня всему, что успел вбить в мою голову за время, проведенное в Зев'На. Некоторые его уроки вспомнились мне этой ночью. Никогда не принимай одолжений ни от союзников, ни от врагов, если от этого не зависит твоя жизнь. И никогда не входи в крепость союзника, если не знаешь, как выйти из нее с той же легкостью, как ты попал внутрь.

Мы бодро шагали под неистовствующей пурпурно-зеленой бурей, двигаться стало легче, едва мы спустились со скалистых холмов на равнину. Земля была плотной и в основном голой, хотя в отдалении я различил несколько сучковатых невысоких деревьев. Между ними почва казалась мягче — так могла бы выглядеть низкая трава или кустарники.

Расстояния вводили меня в заблуждение. Казалось, что ближайшая из башен отстоит от нас на добрых два часа пути, однако мы оказались рядом с ней вдвое быстрее.

Паоло остановился и оглянулся через плечо.

— Ты его видел?

— Кого?

— Парня вон за той кучей камней позади. У него две руки с одной стороны туловища, одна нормальная, а другая маленькая и шишковатая. Никогда ничего похожего не видал.

— Нет, я не заметил.

— Он поклонился, когда мы шли мимо. Глянь… вон еще.

Оборванная, скособоченная старуха стояла возле приземистой башни. Когда мы прошли мимо, она подняла руки и упала на колени, глядя на меня. Прямо за ней, у другой башни, невесть откуда выскочил ярко-рыжий безглазый мужчина, словно он сидел внутри и вышел на крыльцо прямо сквозь стену, чтобы узнать, кто идет мимо его дома. Башни выглядели как простые нагромождения валунов, но я начинал сомневаться, не жилища ли это. Голова безглазого человека поворачивалась вслед за нами, словно он мог видеть, и, когда мы прошли мимо него, он поклонился до земли.

— Похоже, они тебя почитают. Как если бы ты был их лордом…

Отвращение бурлило в Паоло, словно смола в горящей сосновой ветке. Я продолжал идти. Он может верить в то, во что пожелает.

Дождь хлестал нас по лицам, пока они не онемели, а ветер едва позволял выпрямиться, но, пока мы шли, из каждой башни кто-то выходил, чтобы выказать свое почтение.

Все люди были одеты в бесформенные рубахи серо-коричневого цвета, и почти каждый, кого мы видели, имел увечье — конечности отсутствовали или имелись лишние, тела были слишком широкими или высокими, искривленными или просто уродливыми. Но все же они были мужчинами и женщинами, а не чудовищами.

Глядя на этих людей, я вспомнил о сыне овцевода, история которого и привела нас сюда. Он родился одноруким, как сказал его отец, и был убежден, что идет туда, где ему самое место. И королева Лейрана говорила, что большинство пропавших были искалечены или уродливы. Но я никогда еще не видел таких ужасных уродств, как некоторые из этих.

Вскоре мы пришли к еще большему скоплению башен, сотни их сгрудились вместе, словно город. Когда Занор направился в просвет между ними, я стащил капюшон и утер с ресниц капли дождя, чтобы лучше видеть. Башни были всех форм и размеров. Одни были высокими, как в цитадели Комигора, другие казались просто нагромождением камней; некоторые гладкими спиралями взмывали к низким тучам, другие приземисто распластались осыпью гравия или мусорной кучей. Большая часть была изваяна из зеленоватого камня, прочерченного грязно-розовыми прожилками, хотя нашлось и несколько темного или неопределенно-серого цвета. В тусклом свете я не различал ни окон, ни дверей, ни каких-либо других отверстий. Их обитатели проникали внутрь и наружу с тихим хлопком.

Дождь наконец унялся, небо сделалось пятнистым, пурпурно-черным, и угольные тучи проплывали под сверкающими зелеными звездами. Ветер потеплел и стих с последним негромким вздохом.

Я на миг остановился, чтобы взглянуть на исполинскую башню, самую высокую во всем скоплении, узловатую и раздутую у основания, но гладко взлетающую ввысь, где ее увенчивало навершие в форме луковицы. Цвет камня, казалось, менялся: то здесь было больше зеленого, а там — розового, то наоборот, то все вместе приобретало темно-пурпурный оттенок. Я не мог сказать с уверенностью, был ли изменчивый цвет свойством камня или же просто игрой колеблющегося света.

— Это — башня Живущего долго, того одинока, который научил нас собирать таппу и использовать ее…