Сергей Булыга - Черная сага

Ну, я и замолчал. А ярл уже совсем спокойным голосом сказал:

– Так! Хорошо!

И посмотрел на нас, на наши лица, которые были густо вымазаны белой глиной, потом ощупал и свое лицо, которое было такое же, после опять прислушался… И тогда тот вой был как раз очень хорошо слышен… Но ярл ничего об этом не сказал, а повернулся к Лузаю и велел, чтобы тот рассказал ему о том, что случилось после того, как он заснул. Лузай и рассказал ему о том, как оно все было, а после, от себя уже, сразу добавил, что надо не мешкать, уходить, и что дождь нам в этом поможет, потому что Чурык в такую грязь с места не сдвинется! Ярл после этих слов очень сердито вздохнул, а после так же сердито сказал, что тайное бегство – это очень постыдный поступок, но ведь этот старик околдовал его, и что он теперь может сделать, если из него выпили весь его гнев?! То есть это он рассказал нам тогда то, про что я вам уже говорил: что рыжий старейшина околдовал его, и ярл, хоть и остался при мече и на давал никаких клятв, теперь не может сразиться с рыжими, а должен бежать от них тайно, как женщина! А после еще говорил и другое, и тоже очень гневное! Но после опять успокоился и замолчал, и сделал знак, чтобы и мы тоже молчали, и долго прислушивался…

Но воя больше не было. Зато дождь хлестал все сильней и сильней. Ярл повернулся к Лузаю и велел подать ему котелок, потому что он очень голоден. Лузай подал, и ярл поел. Потом он опять долго прислушивался, но уже ничего кроме дождя слышно не было. Но ярл все равно улыбнулся, повернулся к Лузаю и спросил, что мы обо всем этом думаем. Лузай сказал, что он сейчас думает только об одном: как бы только дождь не прекратился. Потому что пора уходить, добавил он очень решительно. Ярлу такой ответ очень понравился, он еще сильнее улыбнулся, повернулся ко мне и спросил:

– А ты что скажешь?

А я молчал. Когда ярл спал, я знал, что нам с Лузаем не уйти, что нам с ним надеяться не на что. А с ярлом, теперь думал я, это совсем другое дело! Но ярл так странно на смотрел меня! Да и Лузай смотрел ничуть не лучше! Или, может, мне все это просто показалось…

Но я почувствовал, что мне нужно остаться – обязательно! И я сказал:

– Нет, это бесполезно. Нам от них не уйти. Да и куда идти? Поймают – и убьют. А если мы останемся здесь, то будем Белой Глиной. А Глина может жить и год, и два, и даже три – бывало и такое… Да нам столько не надо, а только бы дотянуть до зимы! Зимой, когда здесь все замерзнет, мы уйдем. Зимой нам глина не страшна, зимой она как камень.

– Глупец! – громко и очень сердито воскликнул Лузай.

– Трус, – тихо сказал ярл.

А я им ничего не ответил. Да, я глупец, подумал я, да, трус. Пусть будет так! Потом мы все равно когда-нибудь встретимся – конечно, уже не здесь, а уже там, подумал я, – и вот тогда я им скажу, кто меня останавливал! А пока что я сказал им только вот что:

– Острых мечей! Большой воды!

Но они мне ничего на это не ответили, а просто стали собираться. А я, чтобы не смотреть на это, лег и повернулся к ним спиной. А дождь не унимался! Он так громко хлестал, что я даже не слышал, как они ушли. И воя я больше не слышал. А слушал очень внимательно! И очень долго…

И заснул. А утром меня разбудили и стали бить и спрашивать:

– Где твои братья?!

Я молчал. Тогда меня выволокли из землянки и потащили к Главному Кострищу. Дождь давно кончился, светило солнце, пели птицы. А рыжие, собравшиеся возле Кострища, были очень мрачные, и все они молчали. Старший старейшина вышел ко мне, посмотрел мне в глаза и спросил:

– Ты знаешь, где они?

– Нет, – сказал я, – не знаю.

Он опять посмотрел на меня и сказал:

– Да, я вижу, ты не лжешь. – Потом спросил: – Они что, тебя бросили?

– Да, бросили, – сказал я. – Потому что втроем мы бы не смогли уйти.

– Почему? – спросил он.

Я не ответил. Старший старейшина разгневался и закричал:

– Ты знаешь, почему! Я вижу – знаешь! Так отвечай же!

Я молчал. Тогда он приказал, чтобы меня пытали. Меня начали пытать. Мне было очень больно. И только иногда мне становилось легче – это когда прибегали гонцы и с гневом восклицали, что беглецы не найдены ни там, ни там и ни там, что все ловушки, все петли и все капканы, все волчьи ямы пусты! Собравшиеся недоумевали, как это можно было ночью – и в такой сильный дождь! – все это благополучно миновать.

– Здесь скрыто колдовство! – кричали рыжие. – Пока мы не узнаем, кто колдун, мы не сможем их найти!

– Да, это верно, – соглашался я. – Вы их не найдете!

Но кто этот колдун, который сейчас помогает ярлу и Лузаю, об этом я молчал. Ведь вы же знаете: об этом нельзя говорить. Старший старейшина, как я в этом уже убедился, обладал великой силой, и поэтому я очень боялся, что стоит мне только назвать того, кто помогает моим братьям, мало ли что тогда может случиться? А вдруг старейшина тогда вот прямо здесь, не сходя с места, сразится с нашим – их! – спасителем? И вдруг одолеет? Здесь же его земля! А так старейшина не знал, кого ему искать, чей дух он должен вызывать и с кем ему нужно сражаться.

А время шло! Я знал – ярл и Лузай уходят все дальше и дальше и дальше. И тот, кто их ведет, не ошибется – выведет. И это приглушало боль. И вот о чем еще мне думалось: а если бы и я с ними ушел, что было бы тогда? Тогда бы, думал я, рыжие не теряли бы время на возню со мной, а искали бы, искали, искали… И хоть у Лузая и ярла очень надежный проводник, но они сами-то быстрее, чем могут бежать, не бегут, и поэтому очень трудно сказать, чем все бы это кончилось, когда бы с ними был я…

А так я выдержал три дня! А на четвертый день, когда мне уже стало все равно да и еще я подумал, что теперь это уже не нужно, потому что они уже давно уже ушли из этих мест. И я сказал – правда, уже очень тихо, потому что громче я уже не мог:

– Их помогал Хвакир, пес Хрт и враг Чурыка. Он ночью выл и вызвал их.

Старейшина пристально посмотрел мне в глаза, покачал головой и сказал:

– Да, ты не лжешь, все так оно и было, – а после приказал, чтобы меня больше не пытали.

И после этого я еще целых восемнадцать дней лежал в своей – теперь уже моей, а не ярловой – землянке. Меня кормили как на убой. Да так оно и было! А сегодня утром они пришли ко мне и сказали, чтобы я готовился.

– К чему? – спросил я.

– Рыба ушла, – сказали рыжие. – В реке совсем нет рыбы. Мы будем возносить молитвы к Небу.

– А я?

– А ты эти молитвы передашь. Готовься! – и они ушли.

Вот, значит, как! Значит, завтра меня уже всего – с головы до пят – вымажут белой глиной и отведут к Главному Кострищу. Что ж, может быть, это и справедливо – ведь это именно я дал тогда этот глупый совет прыгать за борт. А если бы мы тогда послушались ярла и дождались темноты, то, глядишь, Хвакир и помог бы нам сняться с мели и беспрепятственно двинуться дальше. А так…