Сергей Булыга - Черная сага

И началось! Подкидыш до того метко стрелял, что просто удивление. Он бил влет, бил навскидку, бил среди ветвей. Он даже ночью, в полной темноте, мог сбить птицу по голосу. Хрт на это очень гневался и говорил, что это очень нехорошо, что дичь надо убивать только ради добычи. А ради забавы можно убивать только врагов. Подкидыш ничего на это не отвечал, а только пожимал плечами.

А в остальном он был послушным и примерным сыном. Когда родные сыновья переженились и ушли жить отдельно, Подкидыш оставался с Хрт и Макьей. Хрт тогда был уже до того слаб, что при ходьбе опирался на меч. А Макья ничего уже не видела, она совсем ослепла. Подкидыш помогал ей по хозяйству. А когда к ним явился Чурык и грозил их убить, то Подкидыш заманил его в ловушку и утопил в хмельной сурье. Теперь, конечно же, нам легко рассуждать, говоря, что это был нечестный бой, что даже с самым заклятым врагом нужно вести себя достойно…

А руммалийский младший ярл Нечиппа ни о чем подобном думать не желал! Он просто пришел в мою страну, сжег Ровск и взял заложников. Но и это не всё, а еще вот что: Гурволод поклонился ему и встал при его стремени, и они вместе пошли на Ярлград. И Верослав вышел из города, и бился с ними, вел себя по-ярльски, Гурволод устыдился своего предательства – и повернул мечи, и они оба били руммалийцев, и брали их корабли на копье! И что их этого? Да ничего! Потому что руммалийский младший ярл на это сделал вот что: подло казнил заложников и жег моих людей диким огнем, этот огонь никак не погасить, он даже на воде горит – и мои люди побежали! Хрт их не поддержал, Нечиппа вошел в город – и всё, что пожелал, там сжег, а всех, кого хотел, казнил, кого хотел, ограбил, потом явился к капищу и поклонился Хрт – и Хрт принял его, позволил ему сесть за стол и есть и пить, и греться у Бессмертного Огня! И сам Белун прислуживал ему – вот что было тогда! Вот что рассказал мне хозяин харчевни в Йонсвике! Вот что я тогда должен был выслушать! И я всё это выслушал, встал, расплатился и вышел. И тут сразу Лайм…

Но только что нам теперь Лайм! И даже что нам Нечиппа! Вначале я всё-таки должен рассказать вам о Подкидыше. Так вот, об этом у нас обычно рассказывают вот что: родные сыновья переженились и ушли жить сами по себе, отдельно, а Подкидыш остался при Хрт. Хрт умер, и Подкидыш его сжег. Потом сжег Макью. Так наши Прародители ушли на Небо. Ушли, но и остались здесь. Мы – то есть те, кто тогда жил, когда они ушли – мы возвели им капище. Мы также приходили в Хижину, мы поклонялись им, и мы грелись у Бессмертного Огня. Мы также чтили и Подкидыша, потому что это ведь сама Макья вскормила его своим молоком, и это сам Хрт научил его владеть мечом. А Подкидыш, когда он остался один, без Хрт и Макьи, совсем одичал. Он больше в Хижине не жил, а теперь спал, где попало, накрывался, чем придется, а есть совсем почти ничего не ел, и также почти ничего не пил. Бродил, как неприкаянный, носил лук на плече. Увидит птицу – выстрелит, собьет. Хвакира рядом с ним тогда уже не было – Хвакир ведь еще раньше, в день смерти Хрт, как лег, так сразу же окаменел, и так и по сей день лежит. Да, это так! Он по сей день лежит, не стронется. Так вот, Хвакир тогда уже был каменный, и поэтому никто уже не подбирал сбитых Подкидышем птиц, не рвал их и не сжирал. А Подкидыш все равно стрелял. И стали говорить: Подкидыш обезумел! Вы только посмотрите на него – какие у него дикие глаза! А во что он одет! А как он ходит! А что он говорит!..

Но, правда, говорил он тогда очень мало. И то он только отвечал на вопросы, а сам первым ни с кем не заговаривал. Когда у него спрашивали, зачем он убивает птиц, он отвечал:

– А меня зачем убили?

Когда же ему говорили, что он ведь жив, он отвечал:

– Не верю.

А когда в дни поминовения Благих Прародителей мы призывали его в Хижину, он неизменно отказывался, говоря, что он подкидыш, а не сын, он вообще не человек и поэтому нечего ему сидеть среди людей.

– Тогда чего ты хочешь? – спрашивали мы у него.

– Вернуться, – отвечал он довольно сердито.

– Куда?

– Не знаю, – говорил он уже очень гневно. И сразу быстро уходил.

И тогда мы стали догадываться, что он – заблудившийся, опоздавший бог. Потому что, как объясняли это понимающие люди, к тому времени, когда он спустился к нам с Неба, все земли уже были заняты другими богами, которые явились раньше него, и Подкидышу нигде не нашлось места. И он бы тогда умер, брошенный в лесу, и так оно и должно было случиться, однако Макья пожалела его, накормила, принесла к себе в дом, и он вырос. Но это ничего не изменило. Потому что стать богом он же все равно не мог – бог уже был, наш Хрт, – а становиться человеком он не хотел. А улететь обратно на Небо он не мог. И вот поэтому он ненавидел птиц – у них же были крылья, они могли летать и, значит, они могли достичь неба, а он был обречен ходить, как простой человек. А человеком он быть не хотел! И мы стали его сторониться. Однако после того, как он сгорел, мы устыдились своего страха перед ним – ведь за всю свою жизнь Подкидыш никому из нас не причинил ни малейшего вреда, и обманул он только один раз, и то Чурыка. А убивал он только птиц…

Но обо всем этом мы задумались уже только тогда, когда Подкидыш сгорел на жертвенном костре, а пока он был жив, мы его сторонились.

А когда с ним случилась беда, мы над ним насмехались. Не все, конечно же, но многие тогда говорили, что то, что с ним случилось, вполне справедливо, потому что бессмысленная жестокость не должна оставаться безнаказанной. А случилось с Подкидышем вот что. Было это осенью. Журавли улетали на юг. И было их так много, и летели они так низко, что настрелять их мог любой, просто мы в журавлей не стреляем. А Подкидыш вышел на берег, туда, где у нас сейчас пристань, снял с плеча лук и принялся стрелять. И раз за разом он не попадал! Еще раз говорю, журавли летели очень низко и их было великое множество, а Подкидыш, отменный стрелок, стрелял, стрелял, стрелял – а стрелы уходили мимо! Он стал кричать, как дикий зверь, он обезумел! И все стрелял, стрелял…

И так ни разу не попал! Журавли улетели. Подкидыш остался. И он долго стоял, не шевелясь…

А после разломил лук пополам и отшвырнул его! А после сам упал. Так и лежал. Стемнело. Он не шевелился. Мы не решались к нему подходить. Мы думали: наступит ночь – и он, после такого позора, уйдет и больше никогда к нам не вернется, и это хорошо!

И наступила ночь. И это была очень необычная ночь, потому что все тогда прекрасно слышали – небо скрипело. Мы говорили: это добрый знак, это Макья колышет свою колыбель, а ее колыбель – это наша земля, а мы, весь наш народ – это ее дитя. И нам было спокойно.

А утром наши женщины пошли к реке, чтобы набрать воды… и прибежали, и кричали в ужасе:

– У Подкидыша выросли крылья! У Подкидыша выросли крылья!