Сергей Булыга - Грим

В одном неважном театре… Нет, скажем так: в одном вполне приличном балагане давали пьесу. Балаган на то и балаган; люди приходят туда не мудрствовать, а отдыхать, и потому нравы там простые: во время представления зрителей обносят пивом, в перерывах между действиями паяцы глотают живых лягушек, сдобренных пряностями, а вместе с билетом каждый желающий может за дополнительную плату приобрести один кулек подпорченных яблок для бросания на сцену. Что представляли? Комедию. Окрестный люд, уставший после работы, с большим удовольствием смотрит комедии – они поднимают настроение, возвращают силы и дают, вместе с пивом и яблоками, хорошие сборы. Да и обстановка в балагане как правило непринужденная. Вот и на этот раз поначалу тоже были свистки, топот, потом на галерке взялись бить какого-то чудака, просившего не шуметь, а затем…

Зал оживился, но оживился по-хорошему: зрители забыли про драку и стали с интересом наблюдать за тем, что же происходит на сцене, а порой и сами включались в действие – тем героям, которые им пришлись по вкусу, они сочувствовали и подсказывали, оберегая их от возможных неприятностей, нелюбимых же освистывали и швыряли в них яблоками. Но это были уже совсем другие яблоки – они летели в негодяев, а не в тех, кто их играл. Актеры видели – зритель поверил, зритель сочувствует, – и оттого с каждым последующим эпизодом играли всё лучше и лучше. И потому не было ничего удивительного в том, что после того как упал занавес и актеры вышли на авансцену, зал разразился рукоплесканиями – событие в тех стенах дотоле неслыханное.

Успех! Настоящий успех! Актеры бросились поздравлять друг друга. Еще бы им не радоваться: ведь сегодня они играли как на большой сцене, у них получалось такое, чего они раньше в себе и не предполагали. Один лишь хозяин балагана… простите, хозяин театра был несколько недоволен: буфет почти что не дал выручки, зрители остались трезвыми и потому паяцы не смогли никого обобрать. Досадно… Но вскоре просветлел и хозяин – ему сообщили, что некто из публики, пожелавший остаться неизвестным, а точнее бравый секунд-майор от инфантерии преподнес труппе восемь с половиною дюжин шипучего с перцем.

Ну что ж, аплодисменты аплодисментами, а подарок дороже всего. И первое подношение решили отметить тут же, за кулисами. Отмечали и восклицали: пора приниматься за дело! Повысить цены за билеты и давать по три представления на день, а на вырученные деньги купить богатые костюмы, обновить декорации… и на гастроли! По всей стране, а то и за границу! А как же иначе? Им же теперь нечего делать в этом непросвещенном захолустье. Зритель, конечно, их принял, но принял не всё. Сколько прекрасных реплик и тонких шуток так и не достучалось до их грубых и неподготовленных душ!

Да, что и говорить, сегодня они сыграли на славу. И дальше – они верят в это – они будут играть не хуже, они ведь могут. Могут! А с чего, собственно, всё началось? Никто ведь, выходя сегодня на сцену, ничего подобного не ожидал. С чего всё началось?

Да с негодяя! Пустой, посредственный актер, которого даже здесь, в балагане, скоро уже год как держали из жалости, – и вдруг выдал такое! О! Уже сам его выход, осанка, и те удивили. А первая же реплика – действительно злодей! Ну а потом он так повел игру, что понемногу, как бы исподволь, стал переиначивать текст своей роли, да и не только текст, а и само действие – и всё так убедительно, всё по характеру! – что остальные вынуждены были играть под него. События на сцене мало-помалу стали жить самостоятельной жизнью; актеры уже не повторяли заученные роли, а каждый поступал так, как он считал нужным поступать в подобных ситуациях, и потому в финальной сцене злодей был окончательно посрамлен, а на его долю досталось наибольшее количество яблок.

Злодей злодеем, но вот тот, кто его так здорово сыграл! Жаль, что он сейчас не за столом. За ним посылали, ему стучали, кричали: «Маэстро!»… Но он заперся в своей каморке и не отзывался. Ну и пусть его, устал, наверное. Отдохнет, а уж завтра они воздадут ему сполна! Так рассуждали актеры, и шумное веселье лилось разливанной рекой, как пишут в романах или в разделах светской хроники.

Итак, веселье лилось и пенилось, актер же, сыгравший злодея, лежал на продавленном тюфяке и пытался ни о чем не думать. А что? Думать о том, как завтра он выйдет на сцену и вновь сыграет посредственно? И что его опять забросают яблоками, но на сей раз уже с досады? А его товарищи не то что не спасут, а, возможно, окончательно провалят представление. Вот именно: провалят! И это совершенно точно. Ибо уж кто-кто, а он-то знал, чем был вызван сегодняшний успех. Но вспоминать об этом не хотелось, вспоминалось другое…

До того, как попасть в балаган, он, нынешний актер, сменил немало разных ремесел. За что он только ни брался! Ремонтировал часы, шил дамские шляпки, работал переписчиком в суде, прислуживал меняле. Но часы его всегда спешили, дамы были недовольны, подсудимых не оправдывали, меняла разорился на стеклянном золоте. Так что, как сами видите, нигде не было от него ни малейшего толку, всюду его бранили и отовсюду прогоняли. И вот когда он уже окончательно было поверил в свою полную и вездесущую никчемность, тогда хозяин балагана – весьма тертый и дальновидный калач – вдруг пригласил его к себе на роли негодяев. Почему он так поступил? Да потому что негодяи в пьесах всегда бывают наказаны, так что чем глупее и нелепее актер, тем убедительней искусство. И вот прямо такими словами, безо всяких обиняков и экивоков, хозяин и объяснил неудачнику смысл своего предложения. Тот подумал, подумал – и согласился, вступил в труппу. Но и здесь он не добился ни признания зрителей, ни уважения коллег. Дело в том, что его негодяи вызывали у зрителей не столько гнев, сколько недоумение: ну разве этот человек способен что-либо совершить? Тем более злодейство!

Шло время; не удавалась роль, другая, пятая, десятая. Актер решил, что надо уходить, пока не попросили.

И тут ему безумно повезло! А было это так. Вчера в кофейне он подсел к одному человеку. Никто к тому человеку не подсаживался, а он, актер-неудачник, подсел, ибо давно уже никого не чурался и никого не числил ниже себя. Да и к тому же тот человек на вид был вполне приличен и нрава казался умеренного. Актер заказал кофе, и они познакомились. Тот странный одинокий человек оказался лекарем; он заговаривал кликуш, ломал чертовы ребра, лечил гримасы и уродства. И жил он весьма безбедно, но – так уж оно получилось – он слыл за безумца, и потому в свои сорок с небольшим так и не успел еще обзавестись семьей. Актер же… Нет, он не стал сетовать на свою нескладную судьбу, а лишь сдержанно поведал о том, что он играет в балагане, затем долго и пространно разглагольствовал о петушиных боях, и лишь потом не то спросил, не то так просто, вслух подумал: