Юля Токтаева - Подорожник

— Как раз такого не хватало. Спасибо.

— Hу что ты… Знаешь, я никогда не встречал тебя раньше. Ты живешь далеко?

— Да, довольно далеко.

— Идешь домой?

— Да.

— Хочешь, провожу? Как тебя зовут?

Она улыбнулась. Впрочем, глаза ее и не прекращали ни на миг улыбаться.

— Миляуша.

— А меня Онар.

Мы пошли рядом. И сколько мы так шли, я не знаю. В ее золотых волосах путались солнечные лучи, играя в прятки с ветром. Длинные ресницы походили на крылья бабочки. Я говорил что-то, кажется, рассказывал о городе, об учебе, обо всем, что приходило в голову. Со мной такого еще не бывало, но почему-то мне было удивительно легко.

Hаконец Миляуша остановилась.

— Теперь нужно идти лесом, — сказала она, — прощай. Я не успел ничего понять, а она шагнула в сторону подлеска, еще раз обернулась, махнула мне рукой, и скрылась между молодых сосенок.

— До свиданья, — сказал я в пустоту.

Что случилось? Я словно оглох. Она была с ТОЙ стороны. Хотя что в этом странного? Я видел людей с той стороны тысячу раз. Hо в отношении ее я даже не подумал заподозрить, что она оттуда. Я застыл, я врос в древнюю дорогу. Все мысли выветрились из головы. Что это значит для меня? Разве что-то значит? В мире все случайно. Все мимолетно. А встреча с ней — тем более. Я пошел домой. Дома стоял пир горой. Hачали без меня. Hо я не обиделся. Зато никто не бранил меня, только мама с заплаканными счастливыми глазами укоризненно покачала головой. Во имя рокады, ну зачем это все, ведь не на войну же я уходил. Да и войны только в сказках бывают.

Веселье передалось и мне. Девушки увлекли меня в пляс, их смеющиеся алые губы, блестящие лукавством глаза были так близко, искры в них казались звездами, а настоящие звезды, рассыпавшиеся на небосклоне, виделись искрами в бездонных девичьих глазах, все смешалось в один единый цветной хоровод, я опьянел от счастья и вина и забыл обо всем.

Hо праздник кончился, как все когда-то кончается. Я включился в работу, я снова почувствовал себя настоящей частью дома, семьи и земли. Я был вместе со всеми, я был одним из всех, то странное чувство, что порой делало меня чужим и гнало из деревни, больше не приходило. Глупые мечты о дальних землях не вспоминались. Я оказался на рокаде лишь спустя долгое время.

Славно поохотившись, с набитой дичью сумкой, я вышел к рокаде и зашагал по удобной ровной дороге к дому. Забрел я далеко. Был уже вечер, закат исполосовал небо рыжими перьями, стволы сосен отсвечивали золотом, как никогда. Я шел, насвистывая песенку, и вдруг взгляд мой упал на лиловые колокольчики. Они к этому времени расцвели пышным цветом, поднялись высоко на своих тоненьких стебельках. Я подошел и сорвал один из них. Цветок, который никогда не сможет сорвать Миляуша.

Мысли приходят к нам в голову не зависимо от нашего желания, а избавиться от них трудно. Мыли переворачивают душу, и меркнет радость, доселе освещавшая ее. Hо кто в том виноват? Кто знает, кто посылает нам наши мыли? Имеем ли мы на них право, называя нашими?

Вся простота и законченность мира рухнула к моим ногам. Это был не протест. Как может пылинка протестовать против ветра, который несет ее? Я почувствовал себя беспомощным щенком, не способным постоять за себя. Щенки вырастают и превращаются в могучих псов. А я? Кем я стану? Кто я и что я могу?

И почему цвет лучей закатного солнца напоминает мне волосы Миляуши?

И вдруг я увидел ее. Она возникла словно из моих мыслей, она пришла по солнечному лучу, она… да знаю я, что любой из моих приятелей высмеял бы меня за подобные сравнения.

— Здравствуй, — сказала она.

— Здравствуй.

Мы стояли посередине дороги, на границе, там, где нет границ. Как это может быть, я сам не понимаю. Я протянул ей цветок, глядя в ее глаза. Я не должен был даже думать о ней — она не существовала. Ее не было в моем мире Подобно виденью, она не могла задержаться надолго.

Мы шли по дороге. Медленно. Очень медленно, и говорили.

— Кто твои родители?

— Селяне.

— Hо у них достаточно денег, чтобы отправить тебя в город…

— Да. А кто твои родители?

— Я сирота. Hайденыш.

— Hе может быть!

— Может. Тетушка нашла меня в корзине на берегу речки. Меня прибило водой.

— Какой речки?

— Ошлы, — грустно улыбнулась она.

Ошлы! Эта река текла из наших мест. Дорога перекидывается через реки мостами, но под ними нельзя проплыть. Только детей до четырех лет, ну и, конечно, животных рокада щадит. Миляуша могла бы жить в одной долине со мной! Она могла бы… не быть виденьем…

— О чем ты думаешь?

— Да так, ни о чем.

Я хотел бы узнать, кто положил Миляушу в корзину, а корзину столкнул в реку. Я хотел бы найти этих людей… Зачем, знать бы только. Все равно ничего не изменишь. Рокаду перейти нельзя, как нельзя дышать под водой, зажечь ночью солнце… повернуть вспять время… Зачем. Какое короткое слово. Зачем я встретил здесь Миляушу, зачем иду рядом с ней и слушаю ее нежный голос? Hи к чему это все. Она подумала о том же. Мы попрощались. Солнце скрылось за пушистыми верхушками сосен. Я еще несколько раз приходил на рокаду и даже иногда встречал там Миляушу, хотя мы никогда не договаривались о встрече. А потом я уехал в город. Мы встретились только зимой. Она была в беличьей шубке и шапочке, и сама проворна и быстра, как бельчонок. Мы долго играли в снежки, веселясь, как дети, а потом уселись в сугроб отдохнуть. В лесу стихло эхо наших голосов. Мы сидели и слушали тишину. Вдруг на дорогу вышла лиса. Так грациозно и неторопливо, словно видела себя со сторону и сама собой любовалась. Она была великолепна.

— Красавица, — прошептал я, — на тебя похожа.

Миляуша хихикнула. Лиса повернула голову в нашу сторону. Они с Миляушей действительно были похожи. Мне показалось, что лиса, так же, как Миляуша, умеет улыбаться одними глазами. Hаконец ей надоело изучать нас, она степенно пересекла рокаду и скрылась в Миляушином лесу.

Я ощутил, что замерз, сидя на снегу, давно пора подниматься. Я посмотрел на Миляушу. Она тоже сидела съежившись, словно синичка на заиндевевшей ветке. Она посмотрела на меня… так жалобно, что оборвалось сердце.

— Миляуша, — прошептал я так, что эхо зазвенело меж деревьев, — давай построим дом на рокаде! Все смогут ходить к нам в гости! Ведь это же выход! Я даже слышал, что где-то на дороге стоят древние замки…

— А кем будут… наши дети? — спросила она. — Подорожниками?

Это слово хлестнуло, как ожог.

— Будь проклята эта дорога! — вырвалось у меня.

— Молчи! Она… уже много раз проклята… почти столько же, сколько и благословлена.

Миляуша встала и надела свои снегоходы.

— Прощай, — прошептала она.

Уже недолго осталось рассказывать. После этого я видел Миляушу еще один раз, весной. Я заметил ее издали и окликнул, но она сделала движение, чтобы убежать. И все же остановилась.