Вера Камша - Несравненное право

В этих условиях Годою была нужна немедленная победа. Любой ценой, пока другие, не обладающие столь надежными и необычными источниками, не узнают, что у императора больше нет резервов. В этой ситуации помощь Равноапостольной Циалы, которая сокрушит гнездо ереси и заблуждений, каковым становилась Кантиска, была нужна как воздух. Да и армию теперь приходилось беречь: потеряв Таяну и Тарску, Годой не мог жертвовать своими людьми и пушками. Вчерашнее же известие о том, что Рене Аррой в сопровождении каких-то странных нобилей, в которых тарский господарь без труда угадал проклятых эльфов, появился в Кантиске, положило конец колебаниям, благо все подготовительные работы были закончены. Обычно спорящие до хрипоты Шаддур и Годой были едины в том, что разрушение Малого храма было очередной эскападой Счастливчика, спевшегося с Перворожденными. Их нужно было остановить во что бы то ни стало.

Именем Равноапостольной Циалы Годой потребовал открыть ворота Кантиски не позднее Светлого Рассвета, а Рене Арроя, прибывшего вместе с ним рыцаря Эмзара, а также кардинала Кантисского Иоахиммиуса и исполняющего обязанности командора барона Шаду выдать законному императору и главе Церкви. Годой не сомневался, что ему откажут, да еще достаточно оскорбительно. И вот тогда вмешается святая Циала, и гнев ее будет страшен.

Господин Шаддур клялся, что собранной им силы хватит, чтобы сокрушить Кантиску и погасить магическое сопротивление Рене и эльфов. Годой был склонен ему верить, но червячок сомнения продолжал тревожить тарскийца. Даже прежних выходок эландца хватало, чтоб трижды задуматься, прежде чем бросать ему вызов, а уничтожение храма в Лисьих горах свидетельствовало о том, что Рене и его союзнички поняли, где и как черпают силу их противники, и нанесли удар. Правда, Шаддур утверждает, что все дело было в неожиданности и в том, что в Храме не оказалось никого из высших адептов, а против Чаши из Вархи в руках самого главы ордена им не устоять…

— Ваше Величество! — Годой с ненавистью посмотрел на появившуюся фигуру в монашеском балахоне — на людях Шаддур с присными были сама почтительность, но наедине начинали вести себя как хозяева. Однако делать было нечего, и тарский господарь милостиво кивнул вошедшим:

— Вы что-то хотели, святые отцы?

— Что-то случилось?

— Думаю, что да, — в глазах Эмзара застыла безнадежность. — Разве ты сам не чувствуешь?

— Мне кажется, к утру разразится гроза.

— Гроза? Да, ощущение довольно похожее… Но это не гроза, эриано, [126] Эриано — брат (эльф.). это, если мы ничего не предпримем, гибель Тарры.

Рене ничего не ответил — ожидал продолжения.

— Боюсь, крепость придется сдать. У Годоя что-то произошло, и он призвал на подмогу своего демона. Мы ошиблись, думая, что он попробует победить обычным или почти обычным путем.

— Кого на нас спустят, неужто самого Оленя? Но ведь что-то наверняка можно сделать, или он непобедим?

— Трудно сказать, — Эмзар пожал плечами. — Защитники города отважны, а сама Кантиска стоит на любопытном месте, здесь веками молились то одним богам, то другим, и стены города исполнились силы. Взять их непросто, да и у нас в запасе есть кое-что.

— Тогда я совсем уж ничего не понимаю.

— Я тоже, — эльф попробовал улыбнуться, — вернее, не понимаю причин происходящего, но вот последствия считываются без труда. Ты сам мне рассказывал, как от берега отхлынуло море, и ты понял, что оно вернется и остановится, лишь дойдя до гор. Сейчас отхлынуло другое море…

— Но даже с морем можно бороться…

— Да, — кивнул Эмзар, — и, если не будет другого выхода, мы попробуем. Возможно, вновь объявится тот, кто за Явеллой избрал тебя своим мечом. Тебя это скорее всего убьет, но тогда у нас появится шанс остановить потоп.

— Тогда моего согласия никто не спрашивал, — адмирал пожал плечами, — но я готов его дать. И все же почему ты заговорил о сдаче?

— Когда пущены в ход сильные заклятья, их всегда можно отследить. Мы с Клэром уверены — Годой и бледные пустили в ход все, что им подвластно. Как я понимаю, создается фантом Ройгу, с помощью которого они хотят вломиться в город. Возможно, этот безумец, объявивший себя главой Церкви, хочет выдать его за знамение собственной святости. Ведь, если я не ошибаюсь, какая-то из ваших святых часто изображается с оленем?

— Да, святая Циала, — кивнул Рене, — ты прав, явление Оленя потрясет многих, но защитники города убеждены, что с ними святой Эрасти, так что все не так уж и безнадежно, особенно если мы сдержим фантом. Или я что-то упустил?

— Упустили прежде всего они. То ли в их заклинания вкралась ошибка — как-никак ничего подобного не делали тысячи лет, то ли кто-то очень тонко и умело подправил заклятье и теперь оно направлено не против стен Кантиски и рассудка его защитников, а на разрушение Великого Барьера.

— Что это значит?

— Нас учили, что Великий Барьер появился много раньше всего Сущего, тогда же, когда Свет был отделен от Тьмы, и что его суть познать невозможно, но если его проломить или обойти, в мир ворвется нечто, не совместимое с самим его существованием. Так ли это, никто не знает — проверять это утверждение, хвала Великому Лебедю, еще не приходилось.

Вы, люди, привыкли относить к Запретной магии все, что не укладывается в Кодекс Циалы, но это лишь отзвук древнего великого Запрета, наложенного на те области знания, овладев которыми безумец или глупец мог преодолеть Барьер…

— Ты допускаешь?

— Я не допускаю, я уверен. Михай, думая, что ударит по Кантиске, ударит по Барьеру, и никто не знает, к чему это приведет.

— Значит, нужно сдаваться, хотя смерть — это только смерть, жизнь под игом бледных много хуже.

— Для тебя, для меня, но не для звезд, деревьев и птиц, которые знать не знают о наших терзаниях. Но я не думаю, что нам оставят жизнь, мы слишком опасны.

— Сегодня мы сдадимся, а завтра Годой переругается с бледными, замахнется на Идакону или Атэв и все равно пустит в ход Оленя.

— Ты ошибаешься, уж не знаю, к счастью или нет. Нам нужно пережить лишь сегодняшний день, день Светлого Рассвета, затем все вернется на круги своя. Не стану читать тебе лекцию по Запретной магии, так что поверь на слово. Для того чтобы обойти Барьер, нужно, чтобы в одной точке сошлось множество дорог и тропинок от положения звезд до человеческих снов. Только тогда такая относительно слабая Сущность, как на время обретший что-то похожее на тело один из старых богов одного из миров, сможет пробить преграду, поставленную чуть ли не самим Творцом, и туда устремится нечто, губительное и для Тарры, и для других миров. Да, да! Поглотив наш мир, чуждое рано или поздно прорвется в другие. Так уж вышло, что мир без богов и без магии оказался самым слабым звеном Барьера. Именно об этом и предупреждает Пророчество, жаль, что мы слишком поздно это поняли.