Вера Камша - Несравненное право

— Рыгор, я решил объявить Фронтеру свободной землей. Теперь все села будут вольными. Вы ведь, — принц рассмеялся, — вряд ли после всего отдадите оружие и разойдетесь по прежним хозяевам.

— Оно так, — согласно кивнул головой беломостец, — стать воякой тяжко, но перестать им быть не можна.

— И я о том же. Короче, Фронтера теперь принадлежит фронтерцам, если, разумеется, вы поклянетесь не пропускать через свои земли никакую нечисть. И если Арции понадобится ваша помощь…

— Только кликни, и мы уж тут! Мне такое любо, и усем нашим, я так разумею, такоже. Ежли кто с баронов не обложався зараз, да еще и живый или же наследник у его есть, то мы их не обидим… Выкуп с чего платить маем, багато добычи взяли, и, поможет святый Эрасти, ище возьмем. Тарску — то розкурочить треба, чтоб с того гадючего кубла погонь всякая не наползла. Зараз к осени идет, и тут еще дел до горла, а вот весной стает снег, и двинем туды… Разом ивдаримо, мы спереду, орки сзаду… Доки я Михая мертвым не побачу… Да шо там не побачу, доки не потрогаю, не заспокоюсь.

— Правильно, — обрадовался Луи. — Так просто я вас и не отпущу. Я тут многим как кость в горле. Те, кому я мог доверять, почти все погибли, а сволочь всякая отсиделась под кустами, а сейчас захочет свое урвать.

— Не дозволим, — отрезал фронтерец, — кто что потопал, той то и полопает. Ты вот шо скажи, ваше высоцтво, что с Лупе делать будешь? Она ж любит тебя, тут и до гадалки ходить не треба. А ты ж принц, а незадолго емператором станешь!

— А я на ней женюсь, — сообщил принц, — и пусть удавятся! Она тысячи знатных шлюх стоит!

— Оно так, — протянул Рыгор, — да шо про то скажуть. Емператор, он же должен себе ровню взять!

— А кого мне спрашивать? Тех, кто с Михаем заигрывали да под кроватями прятались? Лупе с нами все от и до прошла, она настоящая… И роду она очень хорошего, а что орать будут, то не без этого, да на мой счет всегда орали. Беды-то! Главное, она бы согласилась, а то гордость раньше ее родилась.

— Да поломается трохи, да и согласится. А не, то я ее…

— А ты посаженным отцом будешь?

— Я? — Рыгор оторопел. — То я ж простой мужик…

— Ты мой друг! И потом, ты отныне… герцог Фронтерский, мой полномочный наместник…

— Я герцог?!

— Именно! Ломать, так все! Ты ж и так всю Фронтеру в руках держишь, тебе и я верю, и люди твои. Тебе и на Тарску идти, тебе и герцогом быть! Все, и не спорь! Я «емператором» буду, мне и решать! А Архипастырь и Аррой меня поддержат, они от этих тухлых нобилей сами натерпелись. Да, надо собрать наконец Генеральные Штаты и все им выложить. И про вечный мир с Эландом, и про Фронтеру, и про то, что прощать предателей на радостях я и сам не буду, и другим не дам…

— Ото правильно, — кивнул Рыгор, — самое дурное, что только придумать можно, то упырей всяческих на свободу отпускать. Тут только зазеваешься, они тебе и нож в спину… Нет! Усих до единого выловим!!!

Михай Годой хозяйничал в Высоком Замке десятый день. Как ни странно, он пребывал в отличнейшем расположении духа, словно бы и не было ни сокрушительного поражения у Кантиски, ни выскользнувшей из рук Таяны. Годой подолгу пропадал на стенах, разглядывая то разноцветную летнюю Гелань, то поле у подножия замковой горы. Укрывшиеся от гнева горожан за стенами замка остатки тарскийцев и те таянцы, кто слишком пытался угодить узурпатору, чтоб рассчитывать на прощение, тоже приободрились, зато Анна-Илана совсем пала духом.

Она не понимала, что происходит, но видела, что супруг доволен жизнью и наверняка затевает какую-нибудь страшноватенькую каверзу. Посоветоваться было не с кем: Уррик вместе с десятком особо доверенных тарскийцев безотлучно находился при особе Годоя, а Кризе Ланка доверяла не до конца, да и что ей могла присоветовать дикая девчонка?

Илана лихорадочно думала, но ничего, объясняющего радость Годоя, ей в голову не приходило. Решительная по натуре, принцесса не могла долго оставаться в неведении и наконец, загнав подальше неизбежное отвращение, решилась применить извечный женский способ. Вызвать у супруга прилив желания оказалось проще простого, но Анна-Илана отнюдь не ставила своей целью исполнение супружеских обязанностей. Оттолкнув, но не слишком сильно, распалившегося Михая, Ланка сквозь зубы процедила:

— Какой же я была дурой, когда связалась с тобой. У тебя хватило наглости бодаться с Рене и не хватило ума его забодать. Ты обещал мне четыре короны, а что теперь? Сидим, как волки за красными метками! Уж лучше бы я уехала в Эланд! — Ланка капризно закусила губку, сорочка съехала, обнажив плечо… Разумеется, Годой не устоял. Конечно, иногда приятно взять женщину силой. Но такую, как Илана, приятнее ошеломить, заставить признать свое превосходство. Годой довольно засмеялся:

— Ты слишком рано загрустила, дорогая! Я обещал тебе четыре короны? Ты их получишь, а в придачу получишь еще и бессмертие!

— Как?! Что?! — Илана не притворялась, она и вправду была потрясена, а довольный Михай, потянувшись, как раскормленный трактирный кот, пояснил:

— Дорогая моя, вы будете хозяйкой Арции, да что там Арции, всех Благодатных земель.

Ланка растерянно молчала, и Годой, купаясь в собственном величии, объяснил. Надо отдать должное тарскому господарю, вещи, от которых у членов Академии ум зашел бы за разум, он объяснял не только со знанием дела, но и весьма понятно. Главное, во всяком случае, Ланка усекла, а как Годой будет это делать, ее не очень-то и занимало. Она видела, что он не лжет, и этого было довольно.

Оказывается, незачем воевать с Эландом, ловить сбежавшую Герику, враждовать с Церковью. Проще и уместнее выждать, когда враги спокойно проживут отмеренный им срок и отойдут в мир иной. Через двести-триста лет Благодатные земли позабудут обо всем, и вот тогда придет их с Михаем звездный час! Господин Шаддур мертв, а место его занял Годой. Так повелось: смерть главы ройгианцев — это рукоположение его преемника. Тарскийский господарь понял, что и как делал Шаддур, вбирая силу Улло, чтобы перенестись вместе с Годоем в Высокий Замок. Годой был ему нужен, так как в нем текла древняя кровь и от его семени должна была родиться новая Эстель Оскора, когда Герика свое проживет.

Судя по всему, эландская ветвь вызывала у бледного глубочайшее отвращение и недоверие, Годой же, как ему казалось, был в его руках. Но тарскиец не желал быть быком-производителем, которого постараются убрать, как только он сделает свое дело. Шаддур был сильным магом, может быть, самым сильным из живущих, но все же он был уязвим. Когда вся его мощь была нацелена на то, чтобы протащить их сквозь пространство, против него обернулось все: бессильная ненависть Улло, присутствие поблизости эльфов и Черного Коня, поражение фантома Белого Оленя, отзывающееся у главы ордена нестерпимой болью. Из этих страданий и неуверенности и из смертной муки Улло Годой и свил свой аркан, разорвать который Шаддур не смог. Зачем тарскиец ударил кинжалом уже мертвое тело, он и сам не знал. Сказалась, видимо, привычка добивать поверженного противника. Зато знак верховной власти ордена теперь в руках Годоя, и он не расстанется с ним так глупо и бездарно, как покойный. А вместе с этим знаком к Годою перешло одно из самых тайных заклятий. Правду сказать, тарскиец и раньше знал о его существовании и даже бился над его расшифровкой, но безуспешно.