Вера Камша - Несравненное право

Нельзя сказать, что переход под руку Годоя, про которого говорили много, но ничего хорошего, радовал, но жить вроде бы было можно и при нем. Налог был не так уж и велик, даже меньше, чем платили раньше. Конечно, жаль было отдавать в чужое войско парней, но это когда еще будет, глядишь, война к тому времени закончится, а какой король захочет кормить лишних дармоедов, глядишь, беломостцы и не понадобятся. Короче, все было не так уж плохо, и сельчане с жаром принялись за весенние работы.

Луи приподнялся на локте и с интересом посмотрел на свернувшуюся калачиком пейзаночку. Похоже, он был прав, когда выбрал вчера именно ее, хотя та, рыженькая, зеленоглазая, была тоже очень ничего… Надо будет как-нибудь сюда вернуться. Интересно все-таки, кого все же зовут Сана, эту или ту?

Девушка сладко спала, и Луи раздумал ее будить — его вчерашняя подружка оказалась в определенном смысле чудо как хороша; проснись она сейчас, они никак не успеют выехать вовремя, а после рассвета охота — не охота, а так, забава для толстых негоциантов. Луи ловко собрал сорванную впопыхах одежду и совсем было собрался соскользнуть с сеновала, но его осенила мысль, показавшаяся удачной. Арциец мстительно улыбнулся самому себе и, порывшись в объемистом кошельке, вытащил тяжелое кольцо, которое и надел на руку девчонке — так Митте, Проклятый ее побери, и надо. Камень, на который она положила глаз, достался смазливой поселянке, вот она разозлилась бы… Жаль, чертова кукла не узнает, какую шутку он с ней сыграл. Луи подавил смешок — еще разбудишь эту курочку, свои же засмеют, что припозднился, — и спрыгнул вниз.

Ночь была звездной и прохладной, но племянник императора Базилека в отличие от большинства ныне здравствующих родственничков привык к походной жизни, и предутренний ветерок его приятно возбуждал, напоминая о грядущих охотничьих радостях. Проклятье! Он намерен веселиться назло этому протухшему судаку Бернару и своей дуре-кузине!!! В конце концов, на Арции свет клином не сошелся, а корона ему, что б там ни лепетала эта сучка Митта, нужна не больше, чем кардинальский посох. В жизни и без этого много хорошего. Если б только за ним не таскался этот старый зануда Матей, поклявшийся собственноручно связать проштрафившегося принца и привезти в Мунт, чуть тот вознамерится покинуть окрестности Старой Месы. Ну да ничего!!! Рано или поздно старому перечнику надоест таскаться за ним по охотам и пирушкам, и тогда прости-прощай, Арция! В мире много куда более веселых мест, чем этот дохлый Мунт, а он молод, силен и желает радоваться жизни.

Луи, легко поигрывая мускулами, вытащил из аккуратного колодца с резным, украшенным фигурками журавлей навесом бадью с ледяной водой и с наслаждением опрокинул себе на голову. Стало холодно и очень весело. По-волчьи отряхнувшись, принц распахнул ногой дверь в дом, где ночевали его другари, [68] Другари — свита молодого знатного сигнора, чаще всего вторые и третьи сыновья владетельных нобилей. и жизнерадостно проорал бездельникам, чтоб они вставали, еще раз доказав, что, какой бы бурной ни была ночь, он, Луи че Лагг, все равно встанет раньше всех и с наслаждением проведет весь день в седле.

В доме раздалось недовольное ворчание и кряхтенье людей, которым помешали досмотреть предутренний сон, но сигуранты [69] Сигурант — личный охранник знатного сигнора. и другари протестовали недолго. Те, кто связался с полоумным арцийским принцем и согласился разделить с ним его полуизгнание-полуарест, понимали, на что шли. Луи был не из тех, кто будет сидеть в Старой Месе и замаливать грехи, он постарается наделать кучу новых.

Небо только еще начинало светлеть, когда два десятка всадников покидали гостеприимную деревушку. К вящему неудовольствию Луи и его приближенных, у околицы к ним присоединился немалый отряд вооруженных всадников под командованием неразговорчивого лысого крепыша. Принц скрипнул зубами, но смолчал, только послал своего чалого вперед. В конце концов, он императорской крови и имеет право ехать впереди, а этот невозможный Матей — как только отец его терпел — пусть глотает пыль из-под копыт чужих лошадей. Хотя какая пыль по такой росе? Принц в глубине души был человеком справедливым и признавал за его добровольным сторожем тьму достоинств. Матей был неутомим, смел и верен раз и навсегда принесенной присяге. Впрочем, за последнее его качество изгнанник готов был убить старика. Другой на его месте давно бы позволил молодежи развлекаться, как ей угодно, а сам бы сидел себе в городке, попивая местное — очень неплохое — вино, да бросал бы кости и вспоминал минувшие деньки с такими же ветеранами. Так ведь нет! Старый волчара таскался за ними, как хвост за собакой!

Принц невольно расхохотался от пришедшего ему в голову поэтического образа, а затем еще раз, когда представил, как он вставляет его в мадригал об этой сучке кузине. В конце концов, в том, что он оказался выслан в эту богом забытую дыру, виновата была именно Митта, и нечего было ей корчить из себя оскорбленную невинность. Невинность с ней и рядом не ночевала. Она всегда была блудливой и жадной, хоть и до невозможности красивой. Даже не просто красивой. Горело в ней что-то такое, мимо чего не мог пройти ни один мужчина. Как замерзший путник мимо таверны. Ха! Именно Митта затащила его в постель, а потом, когда их застукали, подняла вопли, как циалианка какая-нибудь…

Впрочем, похоже, что на сей раз она тоже нарвалась. Бернар был намерен терпеть эту драную кошку в Мунте не больше, чем самого Луи. И все равно это было мерзко. Вот уже пятый месяц, как он каждое утро клянется никогда не вспоминать об этом позоре, и все равно вспоминает. Ни вино, ни женщины, которые в Нижней Арции, надо отдать им справедливость, и хорошенькие, и податливые, ни столь любимая им охота не позволяют забыть о нанесенном оскорблении. Его, любимца всего Мунта, вышвырнули из столицы, как напаскудившего щенка, да еще навязали ему целую ораву стражников. А Матей сам вызвался его караулить, чтобы он, видите ли, еще больше не опозорил фамилию. Бред какой! Принц дал шпоры коню. Тот обиженно заржал — не привык к подобному обращению, да и в шпорах-то не нуждался. Хозяину было бы достаточно чуть тронуть поводья, и Атэв понесся бы вперед как птица. Бедный жеребец был не в состоянии понять, за что ему такое невезение, но честно прыгнул вперед и галопом помчался по полю.

Горы хороши тем, что их видно издали, ямы ведут себя скромнее, но от этого никто удовольствия не получает. Во всяком случае, Рамиэрль, бодро шагавший на восток по ровной, как стол, степи, однообразие которой нарушили лишь небольшая речушка и несколько то ли рощиц, то ли небольших лесов, окружавших степные источники, невольно вздрогнул, оказавшись на краю обрыва, тянувшегося вниз на много десятков локтей. Внизу переливалась яркими красками лесная чащоба. Оранжевая, алая, бурая и золотая листва завораживала и пугала, так как нет ничего более жестокого и неуместного, как напоминающий об обреченности всего сущего островок осени посреди весны.