Юлия Остапенко - Игры рядом

Флейм остервенело драла гребнем волосы, не сводя суженных глаз со своего отражения в зеркале. Я подошел к ней сзади, приобнял за обнаженные плечи.

— Ну перестань, — прошептал я ей в шею, чувствуя губами, как пульсирует вена. — Перестань ревновать, дуреха, слышишь?

Она слышала.

Мы вышли из комнаты через четверть часа, и, усмехаясь под холодным взглядом Ларса, я думал, что порой оказывается весьма полезным опыт обращения с подъюбниками аристократок. Помнится, когда я только постигал эту науку, она казалась мне утомительной и совершенно излишней, благо еще в четырнадцать лет я дал себе зарок никогда не иметь дел с дворянками. Не только из-за юбок, конечно. Мог ли я подумать, что…

— Эван, идем, — проговорил Ларс, и по его тону я понял, что еще немного, и он окончательно во мне разочаруется. Флейм, стоя рядом, молча взбивала волосы. Я очнулся, устыдился и вместе с друзьями по авантюре спустился в зал.

Наше появление было встречено достаточно бурным восторгом полусотни дворян, успевших съехаться на празднование. В основном благородное собрание состояло из грузных краснорожих рыцарей, что меня немного расстроило: мне-то начинало казаться, что такие, как лорд Аннервиль, — больше чем случайное исключение. Были и женщины, хоть и не очень много: разодетые, разукрашенные и глуповато хихикающие под прикрытием огромных аляповатых вееров. Судя по тому, как они смотрели на нас с Ларсом, можно было заключить, что в свет они выходят редко. Местные мужчины смотрели на Флейм точно так же, что, впрочем, не доставляло ей особого удовольствия.

Господа дворяне, по обыкновению, принятому в высшем свете, после многочисленных формальностей расселись за длинным дубовым столом и принялись жрать. Слуги сбивались с ног, не успевая сменять пустеющие блюда и подливать вино, музыканты и гимнасты ненавязчиво маячили где-то на заднем плане, тщетно пытаясь пробудить интерес к своим стараниям. Я впервые за долгое время ел много и с удовольствием, Флейм сидела слегка пришибленная, Ларс морально уничтожал пирующих своими великолепными манерами, которых он набрался в игорных домах. Чета Аннервилей расточала любезности в наш адрес, Дарла, сидевшая слева от меня, краснела, когда к ней обращался отец, белела, когда с ней заговаривала мачеха, и на протяжении всего вечера усиленно пинала меня в бедро под столом своей маленькой ножкой. Флейм, которую посадили напротив, между Ларсом и Куэйдом, быстро и сильно надравшимся, похоже, ничего не замечала, и я был несказанно этому рад.

Словом, это оказался обычный, заурядный провинциальный пир, ничем не отличавшийся от всех, которым я был свидетелем. Гости много и шумно пили, хохотали, грубо шутили и пели застольные песни, тискали партнерш по столу и швыряли обглоданные кости в музыкантов. Малышка Дарла, хватив чуток, раскраснелась и хохотала вместе со всеми, похоже, забыв о своих горестях. Лорд Аннервиль, трезвый как стеклышко, несмотря на довольно большое количество выпитого, сохранял вежливое и приятное выражение лица, был обходителен и сдержан, и я невольно подумал, что ни ему, ни его жене не место среди этой своры собак. Его жене… Да, его жене.

Среди всего этого пьяного вульгарного сброда леди Йевелин, маркиза Аннервиль, казалась ангелом, попавшим на ведьмин шабаш. Я уже говорил, что она была восхитительна. Я готов повторять это вечно: более роскошной женщины мне встречать не доводилось. Очень высокая (выше меня), белокожая, голубоглазая, с мягкими, тонкими и безупречно правильными чертами, с шикарным водопадом золотых волос. Телосложение у нее было необычное для женщины — атлетичное, сильное, хотя вполне пропорциональное. Вероятно, среди ее недалеких предков были шангриерцы. В тот вечер она облачилась в платье небесно-голубого цвета с белым шлейфом, еще больше делавшее ее похожей на ангела. И при всем этом от ее ошеломляющей, пронзительной красоты веяло смертельным, почти могильным холодом. Когда она говорила, оставалось лишь удивляться, как из ее тонких карминовых губ не вылетают клубья ядовитого пара. Хотя, должно быть, они вылетали, просто мы их не видели. Стоило лишь раз взглянуть ей в глаза, чтобы понять: такая женщина вырвет сердце голыми руками и бросит собакам.

Тогда я еще не знал, как близка к истине эта мысль.

И вполне закономерно, что именно эта змея, обольстительно улыбаясь, попросила дорогих спасителей ее возлюбленной падчерицы немного рассказать о себе. Конечно, мы ждали подобного вопроса, но то, что его задала именно эта шикарная сучка, казалось еще более ожидаемым. Надо признать, к тому времени я уже выпил достаточно, чтобы лишиться дара связной речи и начать мямлить что-то невразумительное. Флейм растерянно молчала. Спас положение Ларс, спокойно и детально рассказавший присутствующим легенду, которую мы наскоро придумали по дороге, прибавив еще несколько деталей, о которых мы не договаривались, но которые, вероятно, по его мнению, должны были придать истории правдоподобие. Например, он зачем-то поведал, что мой и его отец с юных лет враждовали и лишь перед лицом смерти помирились, повелев нам, их детям, скрепить мир совместными странствиями. А Флейм, сей эталон добропорядочности и жизнелюбия (взгляды присутствующих тут же обратились на мою раскрасневшуюся от вина радость; та икнула и смущенно улыбнулась, заехав локтем в тарелку Куэйда, мрачно смотревшего в одну точку), так вот, моя дорогая сестрица была нежно любима и своим отцом (нашим с ней батюшкой), и дядей (родителем Ларса), посему путешествовала с нами как символ единения и общности помыслов.

Ларс нес всю эту галиматью до тех пор, пока гости не стали откровенно позевывать. Я слушал с умилением, отдавая должное способностям Ларса, перед которыми, пожалуй, преклонился бы даже Юстас, будь он здесь. Дарла смотрела на меня с обожанием, похоже, тронутая столь романтичной историей; Аннервиль внимал благодушно, веря каждому слову, и лишь блистательная леди Йевелин обласкивала Ларса нежным взором подколодной гадюки, очаровательно улыбаясь и каждым своим сочувственным вздохом давая понять, что поверит скорее в сказки пьяного ключника, чем в сладкое вранье Ларса. Я наблюдал за их поединком с восхищением: они оба были изящны, элегантны и отчаянно хитры, оба лгали и притворялись мастерски. На миг я подумал, что они стали бы великолепной парой. Я почти видел Ларса, сидящего за суконным столом в дорогом вечернем костюме, сжимающего в сильных чутких пальцах карты с бархатной «рубашкой», и Йевелин за стулом его партнера, в роскошном туалете, небрежно обмахивающуюся веером и то и дело касающуюся пальцем губ, лба, плеча… Двойка, девятка, валет…

В конце концов она сдалась или сделала вид, что сдалась. Лорд Аннервиль предложил немного размяться, гости ринулись на середину зала, оттеснив артистов. Музыканты заиграли что-то ужасно чопорное, господа разбились на пары. Я волей-неволей оказался под руку с Дарлой. Танцевать я не умею, но к этому времени гости были в таком состоянии, что умение либо неумение выводить определенные па не сильно бросалось в глаза. Я держал в руке дрожащие пальчики моей партнерши и вышагивал по мраморным плитам зала с изяществом пехотинца на строевой подготовке, чувствуя легкую дурноту от выпитого вина, мелькания сотен огней и высокого визга флейты.