Макс Фрай - Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 1. А-К

Зашел в купе, уселся напротив, положил на стол миниатюрную досточку для нард. Расставил крошечные лакированные шашки, извлек из кармана кожаный стаканчик и два миниатюрных кубика. Я от природы не завистлив, но тут меня чуть кондратий не посетил: какие все же роскошные вещицы!

Звали моего нового знакомого Карл Степанович. Опять же вроде бы комичное сочетание, но ему столь курьезное имя-отчество даже шло: была в нем некая импортная, почти королевская стать, но и нечто уютное, домашнее, успокаивающее нервы, наличествовало в его внешности. Этакий респектабельный «американский дядюшка», от которого следует ожидать скорее рождественских подарков, чем скучных нотаций и прочих подвохов.

Сообщив друг другу свои наименования, мы кинули кубики, чтобы выяснить, за кем право первого хода. У меня выпала единица, у моего соперника тоже. Улыбнувшись совпадению, мы повторили бросок. На сей раз на обоих кубиках были двойки. Еще раз – две тройки. Моя улыбка приготовилась было сползти с лица, но Карл Степанович столь искренне радовался наглядным этим опровержениям теории вероятности, что и я заразился его энтузиазмом. Однако две четверки заставили меня содрогнуться.

– Пятая попытка? – деловито спросил попутчик. – Нас с вами, друг мой, в цирке показывать можно, за большущие деньги…

Но у меня сдали нервы.

– Хватит, пожалуй. Пусть первый ход будет ваш.

– Тогда уж ваш, – великодушно возразил он. – У меня и без того преимущество: доска-то моя. Можно сказать, на своем поле играю.

– Резонно, – соглашаюсь. И кидаю кубики, дабы не затягивать процедуру взаимных реверансов.

Некоторое время мы играли молча, сосредоточенно наблюдая друг за другом. Игра с незнакомым противником поначалу всегда доставляет совершенно особенное удовольствие; впрочем, и понервничать приходится.

Первую партию я продул. Без особого, правда, позора: к моменту окончания игры мои шашки уже стояли дома, все до единой, и даже «на двор» пару штук я успел вывести. Зато следующая игра была моя. Мне отчаянно везло, удалось даже запереть несколько шашек противника и долго не выпускать их на волю. Выиграв партию, я расслабился и обнаружил, что вполне готов к светскому общению. Поблагодарил своего попутчика за отличную идею, предложил ему пива. Он отказался, неожиданно резко.

– Не пью эту гадость. И вам не советую. Взор человечий от него мутится, знаете ли, ясность утрачивает… От пива тупеют, соловеют и, в конечном счете, жиреют. Если уж приспичило выпить, пусть это будут крепкие напитки. В них есть нечто честное… Нет, вы-то, конечно, поступайте как вам угодно, мое дело предупредить о последствиях.

Ненавижу поучения, но тут почему-то скушал замечание партнера по игре, не поперхнувшись, да еще и жестянку с «влагой Вальхаллы» обратно в упаковку затолкал. То ли потому, что сам не слишком люблю сонную пивную одурь, то ли просто почувствовал по тону собеседника, что у него нет намерения навязать мне бесценное свое мнение. Просто сказал человек, потому как к слову пришлось, без потаенной цели перевоспитать, повлиять, переделать меня по образу своему и подобию. Так отстраненно, кстати, мало кто умеет делать замечания. Высокий штиль! Профессиональное это у него, что ли?..

– Вы врач? – почти не сомневаясь, поинтересовался я.

– Отчасти, – Карл Степанович неопределенно пожал плечами, поморщился, словно бы от зубной боли, и тут же оживился: – Вот воды минеральной я выпью с удовольствием, если предложите. А потом, пожалуй, угощу вас темным кубинским ромом. Может, проигрывать начнете, – лукаво добавил он, покосившись на только что брошенные мною кости: выпали две четверки. Не самый мелкий дубль, для игрока в нарды дело наипервейшей важности.

– Не откажусь от такого эксперимента, – я поспешно открыл бутылку «Куяльника».

Теплая целебная вода с шипением окропила многострадальные мои джинсы. Награда, впрочем, не замедлила воспоследовать: из нагрудного кармана Карла Степановича была извлечена посеребренная фляга музейных кровей. Обещанный темный ром оказался напитком богов и членов их семей.

Проигрывать я, однако, не начал. По крайней мере, ничего катастрофического на моем поле не произошло. Игра продолжалась с переменным успехом, текла ровно, без особых волнений, немудрено, что у меня язык развязался.

– Славное все же занятие – игра, – говорю. – Особенно в пути.

– Да, особенно в пути , – Карл Степанович как-то по особенному выделил слово «путь», дабы мне стало ясно, что речь идет не о поездке из города в город. По крайней мере, не только о поездке.

Я адресовал ему вопросительный взгляд. Дескать, разъясните, уважаемый гуру, какой такой «путь» вы имели в виду, и добавьте, на всякий случай, что Дао, выраженное словами, незамедлительно утрачивает сертификат подлинности… Смех смехом, но я уже тогда нутром чувствовал, что вялотекущая наша беседа может вот-вот принять некое особое направление. И было мне от этого и тошно и радостно – вот уж воистину небывалый коктейль ощущений!

– Ну, тут, положим, дополнительных разъяснений не требуется, – меланхолично заметил мой попутчик. – Вы и сами сразу же подумали, что если «путем» полагать не отдельно взятое перемещение в пространстве, но человеческую жизнь, ваше замечание касательно игры приобретает дополнительную глубину… хотя в то же время катастрофически возрастает коэффициент банальности высказывания. Но тут уж ничего не попишешь, с обобщениями всегда так получается: либо банальность, либо ложь. Лучше уж первое…

– Н-н-н-наверное, – запинаюсь почему-то, тушуюсь и затыкаюсь. Надо бы перевести дух. Опять же, моя очередь кубики кидать.

– Игра же, – говорит Карл Степанович мечтательно, словно бы смакуя это слово, – действительно славное занятие для того, кто в пути , тут вы правы… В сущности, игра – это добровольное наложение на себя немыслимых, зачастую нелепых ограничений, верно? Казалось бы, кто заставляет нас с вами, взрослых, разумных людей, передвигать шашки не куда вздумается, а в соответствии с указанием кубиков? Кто сказал нам, будто делать ход следует по очереди, а не одновременно? С какой стати каждый передвигает только черные или только белые шашки, вместо того, чтобы совместными усилиями расставить по местам и те, и другие? Почему мы слепо повинуемся правилам, изобретенным задолго до нашего рождения, без нашего участия, да еще и удовольствие от этого получаем? И немалое, смею заметить, удовольствие!

– Наверное, именно потому, что нас никто не заставляет это делать, – улыбаюсь ему. – И потом, мы ведь сами выбрали способ ограничить свободу своей воли. Не нравились бы нам правила игры в нарды, резались бы сейчас в «дурака», или в «морской бой», или, к примеру, в прятки, благо обстановка располагает, – тут я невольно хихикнул, поскольку представил себе, как респектабельный Карл Степанович карабкается на багажную полку под потолком купе, пока я, зажмурив глаза, считаю до десяти, запершись в уборной. Справившись кое-как с непрошеной смешинкой, резюмировал: – Считается, что игра – не очень важное занятие, поэтому в этой области человек всегда более-менее свободен выбирать. Нет такой профессии ни в одном цивилизованном обществе: «надзиратель за настольными играми частных лиц». А значит, играя, мы можем наложить на себя именно те ограничения, которые нам по душе. Так ведь?