Олаф Бьорн Локнит - Алая печать

Пришла Хейд. Тоном, выражавшим крайнюю степень озабоченности и возмущения, сообщила, что теперь в первом этаже особняка торчат три десятка наших охранников и, разумеется, на разные лады сообщают о своем недовольстве. Наш дом взят в настоящее оцепление – мышь не проскользнет.

Я отошла взглянуть в окно и невольно ойкнула. Во двор преспокойно въезжал отцовский экипаж, поблескивая темно-синими дверцами, украшенными гербом Вертрауэна – дракон с моргенштерном в передних лапах. Гости оказались мгновенно забыты. Даже не извинившись, я вылетела в коридор, скатилась по лестнице, потеряв левую туфлю, но успела вовремя.

У больших створок парадного входа стоял отец. Живой и невредимый, но, если судить по яростному сухому блеску глаз, крайне разозлившийся.

– Держишь осаду? – невозмутимо спросил он, увидев, как я скачу через нижний зал. – Как состояние духа в гарнизоне?

– Бодрое, ваша милость! – выдохнула я. – Отец, тебя отпустили?

– Последний раз такую взбучку мне устраивали двадцать с лишним лет назад, в блаженной памяти Аграпуре, когда я опоздал на построение к парадному выходу Владыки Илдиза, – мечтательно проговорил отец. – И вдобавок прописали десять плетей. Это тогда, а не сейчас… – уточнил он, перехватив мой изумленный взгляд, – Сейчас я отделался домашним арестом и королевской немилостью.

– И ты так спокойно говоришь об этом? – не поняла я.

– Я жив, ты тоже, Вестри сидит в казармах Академии, значит, ничего непоправимого пока не произошло, – коротко улыбнулся отец. – Пошли, расскажешь мне, как ты тут справлялась.

– К тебе приехали, – вспомнила я. – Какой-то Влад Зимбор из Кофа. Сидит у меня и пытается вызнать, устойчива ли добродетель Цинтии.

– Зимбор? – отец нахмурился, припоминая. – Знакомое имя. Этот гость – законный Зимбор или как?

– Бастард, – кивнула я. Подумала и добавила: – Он симпатичный. Но, по-моему, лгун. Скорее всего, он – из твоих подчиненных.

– Посмотрим, – и Мораддин Эрде легко взбежал по длинной лестнице, а мне оставалось только поспевать следом за ним.

Бельверус, Немедия.

11 день Первой весенней луны.

Он молча вскрыл пакет костяным ножом для разрезания бумаг, пробежался глазами по строчкам, затем перечитал второй раз, более вдумчиво, и, наконец, бросил пергамент на стол. Молодая госпожа вопросительно глянула на отца, получила в ответ легкий кивок и, забрав письмо, тоже начала читать.

Я украдкой косился по сторонам, разглядывая заваленный бумагами кабинет, его владельца и его наследницу. К моему удивлению, второй по значимости человек Немедии отчасти смахивал на преуспевающего чиновника, вдобавок, родившегося где-то на Восходе – приземистый, коренастый, изрядно облысевший, с вроде бы отчасти рассеянным и одновременно очень цепким взглядом глубоко посаженных маленьких глаз серо-стального цвета. Говорил он негромко, очень выдержанным и ровным голосом, чем поразительно напоминал моего недоброй памяти покровителя, барона Гленнора.

Девушка-подросток, дочь всесильного герцога Эрде, мне не слишком понравилась. Какая-то угловатая, бледная, неулыбчивая и мрачная. Наверняка злится, что я по ошибке спутал ее с подругой, обратившись к той, как к хозяйке дома. И вообще, Долиана Эрде имела в облике нечто общее с мелкой хищной птицей, вроде пустельги или дербника. Не сомневаюсь, что эта особа остра на язык и самоуверенно полагает себя умнее прочих.

– Велено что-нибудь добавить на словах? – осведомился его светлость герцог, подняв взгляд на меня. – Вряд ли Конан доверил все лишь бумаге.

– Ничего, кроме наилучших пожеланий вашей милости, госпоже Ринге и вашим юным отпрыскам…

– Говори проще, – хмуро посоветовала баронесса Долиана, не отрываясь от чтения. – Мы не на королевском приеме.

– Откуда ты знаешь, как разговаривают на королевских приемах? – спросил Мораддин у дочери. – Матушка делилась впечатлениями? Или Цинтия? Впрочем, это неважно. Граф, я хотел бы услышать твое мнение обо всем увиденном в Бельверусе. Свежий взгляд на обстоятельства всегда ценен.

– Я не так уж много видел, – честно признался я. – Могу рассказать только о самых запомнившихся мгновениях.

– А именно?

– Больной король, беседа с главой Королевского Кабинета… – послушно начал перечислять я. Мораддин немедленно перебил.

– Ты умудрился познакомиться с месьором Хостином Клеосом? – изумился герцог. – Странно, что ты до сих пор жив. Обычно кролики, изловленные Королевским Кабинетом, немедленно свежуются, а их шкурки украшают коллекцию Хостина.

– Значит, живой граф Монброн для господина Клеоса куда полезнее мертвого, – едко заметила Долиана, отложив в сторону депешу из Тарантии и бесцеремонно оглядела меня, сообщив: – Никогда еще не видела настоящего шпиона. Тем более аквилонского.

– Никогда? – фыркнул Мораддин, взглянув на дочь. – Полон дом разнообразных лазутчиков и ищеек! Правда, они свои, немедийцы. Шутки в сторону. Ну-с, дорогое дитя мое, что ты можешь сказать о прочитанном?

Не понимаю, отчего глава Вертрауэна столь неосторожно советуется в важнейших государственных делах с несовершеннолетней девчонкой! Хотя Долиана меньше всего похожа на великосветскую дурочку, способную рассуждать лишь о нарядах, драгоценностях или охоте на лис. Наверное, ее матушка, приснопамятная герцогиня Ринга Эрде, о похождениях которой мне довелось слышать немало поразительного, в молодые годы была примерно такой же.

– Чересчур сухо изложено, – пожала узкими плечами юная баронесса. – Король Конан сообщает, что, по донесениям Латераны, за последние полтора года в Аквилонии вспыхнуло повальное увлечение розыском древностей. Роются в старых крепостях и храмах, на развалинах городов, на местах знаменитых сражений. Найденные любопытные вещицы оседают либо в Тарантийской Галерее Короля и в Обители Мудрости, либо у собирателей старинных артефактов… Не замечаю ничего особенного в увлечении подобным собирательством. Обычная мода, которая наступает и проходит, сменяясь новой забавой.

– Значит, мода? – герцог прошелся по комнате, заложив руки за спину. – Однако в древних храмах порой можно откопать поразительные вещицы. И очень опасные. Достаточно вспомнить историю бронзовых кошек из Гальхайма.

– А что там случилось? – против воли заинтересовался я.

– Пять лет назад неподалеку от замка Гальхайм кметы нашли несколько бронзовых изваяний в виде сидящих пантер, – вместо отца ответила Долиана, смотревшая куда-то перед собой, словно зачитывая сведения из невидимой книги. – Гальхайм – это в полуденной Аквилонии, неподалеку от границы с Офиром. Статуи выкопали и доставили в замок сеньора. Кошечки мирно простояли две луны в парадной зале господина барона, а на третью взяли да ожили, перерезав все семейство Гальхайм и слуг. После чего исчезли. Куда – осталось неизвестным. Как повествуют некоторые трактаты по магии, кхарийцы умели оживлять скульптуры животных, используя магические изваяния в качестве стражников или охранителей сокровищ.