Олаф Бьорн Локнит - Голос крови

Позади меня что-то глуховато звякнуло – как пересыпающиеся монеты в кожаном мешке.

– Заплати ему, – произнес Эллар таким жестким голосом, что Альс не решился спорить. Неведомо откуда возникший кошель стремительно перешел из рук в руки.

– Ваш камешек видели у карликов Чамгана, – не проговорил, просвистел быстрым шепотом человек. – Но его там больше нет. Увезли четвертого дня, вместе с караваном. В ихние крысиные норы под Кезанкией.

– Куда?.. – переспросила я, но опоздала – незнакомец на удивление споро юркнул в ближайший темный переулок, став тенью среди неверных шадизарских теней.

– Кезанкия, – задумчиво протянул Аластор. – Бывшее великое королевство Хадходронд… Нет, на меня можете смело не рассчитывать. Лучше забраться в Чамган или сунуть голову в петлю, чем туда. Дорогу, так и быть, покажу. Эллар, с каких это пор ты начал баловаться нашими жульническими проделками? Что ты всучил этому предприимчивому болтуну – камешки или песок? И откуда ему так много известно?

– Он унес настоящее золото и он не лгал, – буркнул Рабириец, и упрямо молчал всю дорогу до владений Ши Шелама. Альс покинул нас возле Каменного рынка, обещав придти завтра утром и язвительно пожелав доброй ночи.

Какое уж тут «доброй ночи», если я почти до самого утра ломала голову над загадкой, как двое самоуверенных авантюристов смогут проникнуть в пределы исконных гномских владений и тем более – унести оттуда драгоценность!

Ничего не придумав, я решила положиться на удачу. Добравшись до места, что-нибудь сообразим. Отец говорил, что не бывает дверей, которые невозможно вскрыть, и тайн, которых нельзя разгадать.

Окрестности Кезанкийских гор.

23 день Третьей весенней луны.

Дорога на Кезанкию начиналась от расположенных в полуночной части Шадизара ворот, закономерно носивших имя Кезанкийских. Замощенная на протяжении первой лиги, далее она становилась хорошо наезженным проселком, и бежала через плоскую степь к видневшимся на горизонте синеватым всхолмьям. Солнце еще не успело выжечь местную скудную зелень, и степь цвела: сизовато-серые волны ковыля, островки тюльпанов, желтые соцветия дрока и пряный, горький запах полыни. Сбиться с пути или заблудиться невозможно – две глубоко проложенные колеи послушно ложились под копыта лошадей, и с Полуночи долетал тихий, заглушенный толщиной скал Зов.

Два дня назад мы распрощались с месьором Ши Шеламом и его гостеприимным домом. Узнав о нашем намерении наведаться в Кезанкию, почтенный шадизарец высказал изрядное сомнение в здравости наших с Элларом разумов. С трагическим видом, который он столь умело напускал на себя, Ши пожелал нам легкой дороги, присовокупив, что надеется увидеть нас живыми и невредимыми. Ради этого он даже готов сделать щедрое пожертвование в храмы Бела и Астэйра, ибо в своем несомненном безумии мы чем-то ему симпатичны. Если же мы не вернемся, то новый вид черных маков получит название «Печаль по безвременно усопшим друзьям»…

Я утащила Эллара прежде, чем он и месьор Ши опять затеяли перепалку относительно делянки в Карпашских горах, обвиняя друг друга в неумеренном стяжательстве и излишней склонности драматизировать события.

Аластор Кайлиени выполнил обещание, честно сопроводив нас до конца выложенного известняковыми плитами участка дороги. Бывший протектор выглядел на удивление серьезным, надавал уйму полезных советов и пообещал: коли мы не объявимся спустя две седмицы, он попытается выторговать у гномов хотя бы наши бренные останки – для надлежащего захоронения.

Мощеный тракт закончился, пепельный жеребец Эллара, моя рыжая кобыла и груженый вьюками соловый мерин запылили по проселку. Я обернулась, помахав на прощание казавшемуся очень одиноким среди огромной степи под голубоватым небом Аластору. Мы пришли и ушли, а он оставался – со своим любимым и сумбурным городом у подножия Карпашских гор, с начинающимся мятежом против немедийских властей, со своими ворами, мошенниками, содержателями таверн, уличными лицедеями, ростовщиками и шлюхами. Они удивительно походили друг на друга – Аластор Кайлиени и Шадизар. Иногда мне казалось, будто я чего-то недопоняла, не уловила крохотной малости, лежащей на поверхности. Эта малость позволила бы мне окончательно разобраться в странных отношениях между месьором Альсом и местом его проживания. По-моему, Эллар отлично знал секрет своего приятеля, но я решила не приставать к нему с расспросами. Пусть в мире будет одной загадкой больше. Когда-нибудь догадаюсь сама.

Кони рысили по равнине, отроги Кезанкии с каждой пройденной лигой становились все ближе, а я качалась в седле и вспоминала, что мне известно о подгорных королевствах.

Когда-то (если верить летописям, изысканиям ученых Тарантии и Бельверуса, а также легендам, услышанным мною от отца, это «когда-то» отстояло на добрых десять – пятнадцать тысяч лет) гномы основали под Кезанкией самое огромнейшее из своих царств. Звалось оно Хадходронд – не знаю, переводится ли как-нибудь это слово, или Мориа, «Черная Бездна». Мораддин Эрде утверждал, будто на те далекие времена приходился расцвет народа двергов, державших под своей рукой не только Кезанкию, но также не существующие ныне Голубые и Туманные горы, да вдобавок выветрившийся и осыпавшийся Железный Кряж у границ Гиркании. В сокровищницах гномов скопились невиданные и неслыханные богатства, они создавали столь великолепные украшения и оружие, ради обладания которыми надменные альбийские короли нарушали клятвы и начинали войны…

И, как водится, пришел день, когда подгорные жители лишились почти всех своих владений.

Тот день – день, когда пала Цитадель Роты-Всадника на полуночном побережье – выдался скверным для всего мира. Вместе с Цитаделью на дно Океана канули земли вокруг близлежащих Голубых гор, исчезли альбийские поселения, а сотрясения земли были столь велики, что большая часть чертогов Хадходронда обрушилась, погребя своих создателей, их кладовые, рудники, великолепные залы и хранилища летописей.

Мориа пришла в упадок, восстановить ее прежнее величие не удалось. Ныне средоточием жизни и власти гномских владений полагают хребет Граскааль в Пограничье. Что творится под Эйглофиатом, Киммерийскими горами и Нордхеймским нагорьем – в точности никому не известно. Тамошние дверги почти не показываются на поверхность, ведя торговлю через посредников-людей.

Мораддин, сын Гроина, мой отец, был родом из Кезанкии, хотя почти всю жизнь провел в Туране и Немедии. Ему доводилось бывать в королевстве под горами, хотя и недолго. Мы с братом слышали от него множество преданий и таинственных сказок двергов, однако отец никогда не упоминал о желании вернуться к образу жизни своих предков.