Олаф Бьорн Локнит - Голос крови

Неудивительно, что под конец новобрачные не выдержали и сбежали.

Сбежали не в одиночку – запасливо прихватив с собой кучу друзей. Кавалькада направилась в отстоящий в дне езды от Тарантии Руазель, старинное охотничье владение аквилонских королей, небольшой чистенький лесок. По моему твердому убеждению, траву на тамошних полянках каждое утро подстригают и красят зеленой краской, а олени и кабаны при встрече говорят друг другу: «Добрый день, почтеннейший!»

Самое подходящее место, чтобы устроить небольшую пирушку на лоне природы.

Говорят, что не делается в мире – все к лучшему. Может, пословица и справедлива. Как выскажутся через сотню лет о наших поступках летописцы и историки? Перечислят кучу совершенных ошибок и сквозь зубы признают, что мы по совершенной случайности добились кой-каких успехов? Например, король Аквилонии, достигнув возраста почти в сорок пять лет, остепенился. Правда, и здесь сделал все по-своему, приведя в Тарантийский дворец не наследницу знатного рода и не заграничную принцессу, а купеческую дочурку из Пограничья.

Думаю, варварское здравомыслие Конана в очередной раз одержало верх над соображениями этикета: из Дженны Сольскель получится не только замечательная жена, но и хорошая королева.

Поживем – увидим…

Тараск Эльсдорф выкарабкался и нынче ходит своими ногами, правда, теперь ему придется учиться справляться с оружием, ложкой и пером одной конечностью. Догадываюсь, кто озаботился распустить слушок, утверждающий, будто с Тараском поступили согласно заморийским законам – уличенному в краже вору отрубили правую руку.

В Немедии неразбериха царила почти до конца Первой летней луны. Ольтен – нынче ставший Нимедом Вторым – карал, миловал, вознаграждал, восстанавливал попранную справедливость и внушал подданным уважение к Закону. Среди прочих его указов мелькнул один, показавшийся мне весьма символичным: Ольтен решил сохранить знамя Рокода Полуночи, сделав его новым штандартом вице-короля.

Конан с приближенными побывал на коронации Эльсдорфа-младшего и потом долго ворчал, что пережитые испытания «этого сорвиголову» ничему не научили. Надо же, взять и широким жестом даровать почти приговоренному к смертной казни Тараску свободу, отпустив его на восемь сторон света! Просперо и я убедительно доказали королю, что такой поступок Ольтена гораздо разумнее, чем банальное повешение. Теперь никто не решится принять Тараска Эльсдорфа при своем дворе, в Кофе ему наверняка вежливо укажут на дверь, и кому он нужен – не сумевший удержать свою удачу?

Насколько мне известно, сейчас Тараск пребывает в Хорайе на должности командира захудалого гарнизона, мертвецки пьет и проклинает коварство судьбы.

Начинающийся мятеж Восходных провинций подавлять не пришлось: он прекратился сам собой, когда пришло известие о смене власти. Аластор Кайлиени вновь объявлен протектором, причем не только Заморы, но и Коринфии, о чем он не замедлил сообщить лично. Я не сомневался, что Кайлиени непременно объявится в Тарантии – не упускать же такой великолепный случай поесть, выпить и повеселиться за счет друзей?

Герцог Мораддин Эрде, кому торжественно возвратили отнятые титулы и должности, получил регалии канцлера Немедии и ничуть тому не рад. Подозреваю, в мире ничто больше не способно его обрадовать. Его дети мертвы – друзья семьи Эрде приезжали в загородное поместье Энден, отдать последнюю дань двум надгробиям в семейной усыпальнице, могиле Вестри и кенотафу Даны. Настоящее последнее прибежище юной герцогини, должно быть, расположено где-нибудь на берегу Хорота, под соснами Рабирийских холмов.

Непосвященному человеку Мораддин наверняка покажется прежним, если не считать обильной седины и какого-то погасшего, скучливого взгляда. Его разум остер и гибок, подобно лучшему зингарскому клинку, он останется вернейшей опорой немедийского Трона Дракона, но служба не приносит ему былого удовольствия. Он выполняет ее из чувства долга и обязательств перед молодым королем, по-моему, втайне ожидая подходящего момента, чтобы вернуться в Кезанкию – навсегда.

На свадьбу старинного друга Мораддин, однако, явился. Вместе с немедийским посольством, дарами, уверениями в вечной дружбе и приязни. Отсидел на торжествах приличествующие пять дней и удалился, сославшись на неотложные дела. За время пребывания в Тарантии он произнес не более двух десятков слов, избегал любых бесед, в том числе и с Конаном, производя тягостное впечатление человека, слишком подавленного собственной недавней бедой, чтобы разделить чужое счастье.

Ринга Эрде к супругу пока не вернулась, и, судя по редко приходящим из Рабиров посланиям, в состоянии рассудка герцогини перемен к лучшему не произошло. Ее брат, Рейенир Морадо да Кадена, уже луну обретается в Зингаре на должности посланника Рабиров. Чем он там занят в действительности – долго гадать не надо.

Конан, когда до него дошли слухи, только скривился, ехидно посочувствовав Чабеле и ее придворным дамам. Поговаривают, Рейе также сумел неплохо проявить себя на должности неофициального советника королевы Чабелы по политическим делам, и меня это ничуть не удивляет. Родич госпожи Ринги, как мы убедились, способен не только волочиться за прекрасными женщинами. Хотя это занятие получается у него лучше всего.

Затея отметить Летнее Равноденствие принадлежала, разумеется, оборотням. Эртель и Веллан ужасно разозлились из-за того, что их лишили возможности принять участие в Бельверусской заварушке. Они, как верные подданные, отбыли в Пограничье вместе с Эрхардом, раненым при Демсварте Альбиориксом и уцелевшими бритунийцами, а подлый стигийский колдунишка (подразумевался Тотлант) улизнул и отправился в одиночку совершать подвиги! У него что, приключилась внезапная немота? Почему он никому ничего не сказал?!

Тотлант, после Бельверуса ставший на редкость неразговорчивым, объясняться не пожелал. На него тоже накатила блажь и тяга к перемене мест: он и в любимое Пограничье не спешил, и в Немедии оставаться не хотел, и нас, аквилонцев, уверил, что после праздников уедет, только куда?

Однако сегодня по молчаливому соглашению прошлое предали забвению и разошлись вовсю. Праздновать Солнцеворот, так праздновать! В истинно варварском духе: с прыжками через костры, игрищами, песнями и плясками, шуточными поединками, непрерывными заигрываниями, купаниями при луне и гаданием на венках. Кто-то отправился поискать цветы папоротника, хотя всякому образованному человеку известно, что папоротник по природе своей цвести не способен.

Уговорить приехавшую с немедийскими посланниками Цинтию Целлиг пойти купаться мне не удалось, но венками мы обменялись и потом бросили их в речку. Сегодня там плавало много таких венков, уносимых неторопливым течением куда-то к Закату. До темноты мы сидели на берегу, слушая разносящиеся по лесу голоса и смех, болтая, целуясь, и хоть убей, не помню, кто первым сказал: «Давай поженимся»…