Тэд Уильямс - Поворот Колеса

Тихо, тихо — здесь было тихо, как в стоячем пруду. Палатки казались темными и безжизненными, как камни, которые сухоземцы ставят над могилами своих мертвых.

Но что это? Тиамак снова почувствовал спазм в желудке. Какое-то движение! Одна из палаток неподалеку качнулась, словно от ветра, и источник света внутри нее отбросил на стены странные движущиеся тени.

Увидев это, Тиамак ощутил нечто вроде жжения в носу и почуял странный мускусный запах. Он судорожно чихнул и чуть не упал, но вовремя восстановил равновесием Вранн заковылял к палатке, пульсировавшей светом и тенью, словно внутри рождалась какая-то чудовищная тварь. Он попытался закричать или как-то поднять тревогу, потому что страх делался все сильнее и сильнее — но не мог издать ни звука. Даже его болезненно-хриплое дыхание теперь стало слабым и еле слышным. В палатке тоже царила странная тишина. Подавляя страх, он схватился за клапан и отбросил его.

Сперва Тиамак не видел ничего, кроме темных фигур и яркого света — почти то же самое, что видно было на наружных стенах палатки. Через несколько мгновений картина обрела резкость.

У дальней стены палатки стоял Камарис. Казалось, он был ранен, потому что его щека и волосы были испачканы черным ручейком крови. Он кружился на месте, словно внезапно потерял разум. Но даже согнувшись и прислонившись к стене, старый рыцарь выглядел рассвирипевшим, как медведь, окруженный стаей гончих. У старика не было меча, но в одной руке он сжимал полено и размахивал им, отбиваясь от одетой в черное фигуры, в чьих белоснежных руках был зажат какой-то блестящий предмет.

У ног Камариса брыкалось еще более непонятное существо, хотя Тиамаку и показалось, что он видит обтянутые черным руки и светлый нимб волос Адиту. Третий нападающий, также одетый в черное, скорчился в углу, защищаясь от трепещущей, бьющейся тени. В ужасе Тиамак снова попытался позвать на помощь, но снова не мог издать ни звука. Действительно, несмотря на смертельную по виду битву, палатка была погружена в абсолютную тишину, сели не считать невнятных звуков ударов и возбужденного хлопанья крыльев.

Почему я ничего не слышу? в отчаянье думал Тиамак. Почему я не могу издать ни звука? В бешенстве он пытался найти что-нибудь, что могло послужить оружием, проклиная себя за небрежность: его нож остался в палатке, которую он делил со Стренгьярдом. Ни ножа, ни рогатки, ни духовой трубки — ничего! Та, Что Ждет Всеобщего Возвращения, без сомнения, спела сегодня его песню.

Что-то большое и мягкое, казалось, ударило его по голове, заставив упасть на колени, но когда он поднял голову, все три сражения продолжались, и ни одно из них не могло близко коснуться его. Голова его пульсировала даже сильнее ноги, а сладковатый запах был удушающе крепким. Тиамак медленно пополз вперед, и его; рука коснулась чего-то твердого. Это был меч Камариса, черный Торн, так и не вынутый из ножен. Тиамак знал, что меч слишком тяжел для него, но все же вытащил клинок из-под груды тряпья и встал, теперь держась на ногах так же неустойчиво, как Камарис. Что было в воздухе?

Меч неожиданно показался вранну легким, несмотря на тяжелые ножны и пояс. Он высоко поднял Торн, сделал несколько шагов вперед и замахнулся на то, что он считал головой напавшего на Камариса. Отдача отбросила его руку назад, но существо не упало. Вместо этого оно медленно, повернуло голову. Два горящих черных глаза сверкали на мертвенно-белом лице. Горло Тиамака конвульсивно сжалось. Даже если бы он сохранил голос, в этот момент ему не удалось бы издать ни звука. Он поднял дрожащие руки, сжимая меч, чтобы ударить снова, но белые руки существа метнулись вперед, и Тиамак был отброшен назад. Комната, кружась, ушла куда-то, меч вылетел из его помертвевших пальцев и упал на траву, покрывавшую пол палатки.

Голова Тиамака была тяжела как камень, но с другой стороны он не почувствовал боли от удара. Что он действительно чувствовал, так это то, что разум уходит от него. Он попытался заставить себя снова подняться на ноги, но смог только встать на колени. Вранн согнулся, трясясь, как больная собака.

Он не мог говорить, но к несчастью не потерял зрения. Камарис пошатывался, мотая головой, очевидно чувствуя себя немногим лучше вранна. Старик пытался не подпускать к себе атакующего, чтобы поднять что-то с земли — меч, смутно понял вранн, черный меч. Ему мешали дерущиеся на полу Адиту и ее противник и его собственный враг, которого он пытался отогнать, размахивая поленом.

Что-то сверкало в руке одной из бледнолицых тварей в другом углу — нечто блестящее и красное, напоминающее огненный полумесяц. Пурпурное сияние, быстрое, как жалящая змея, метнулось вперед, и крошечное облако темных перьев вырвалось наружу и медленно полетело на землю — медленнее, чем парящие снежные хлопья. Тиамак беспомощно сощурился, когда одно из них опустилось ему на руку. Это было перо — совиное перо.

Помощь. Голова Тиамака ныла, словно ее проломили. Нам нужна помощь! Мы умрем, если никто нам не поможет.

Камарис наконец схватил меч, чуть нв!потряв равновесие, и успел вовремя поднять Тори, чтобы отбить коварный удар врага. Они кружили по палатке: Камарис, еле держась на ногах, а черный атакующий — двигаясь с осторожной кошачьей грацией. Они сошлись еще раз. Рука старого рыцаря вылетела вперед, задержав удар кинжала, но узкое лезвие оставило на ней кровавый след. Камарис неуклюже отступил, пытаясь взмахнуть мечом, глаза его были полузакрыты от боли или усталости.

Он ранен, в отчаянье думал Тиамак. голова его пульсировала все сильнее. Может быть умирает. Почему никто не идет?

Вранн подполз к широкой жаровне с углями, единственному источнику света. Его затуманенный разум затухал, мигая, как лампы Кванитупула на рассвете. Только слабый отблеск мысли мелькнул в его голове, но этого хватило, чтобы вранн протянул дрожащую руку к железной жаровне. Когда он ощутил — смутно, как отдаленное эхо — что его пальцы коснулись чего-то раскаленного — вранн толкнул. Жаровня перевернулась, рубиновым водопадом разбрасывая угли.

Когда Тиамак, задыхаясь, терял сознание, последним, что он видел, была его почерневшая от сажи рука и крошечные языки пламени, лижущие нижнюю часть стены палатки.

— Нам не нужны больше никакие проклятые вопросы, — проворчал Изгримиур. — Что нам нужно, так это ответы. Бинабик неловко пожал плечами.

— Я питаю согласительность к вам, герцог Изгримнур, — сказала он, — но ответы не имеют абсолютной схожести со стадом овец. Они не приходят, когда их зовут с большой громкостью.

Джошуа вздохнул и прислонился к стене палатки Изгримнура. Снаружи на мгновение усилился ветер, и веревки, натягивавшие палатку, слабо загудели.