Олаф Бьорн Локнит - Песчаные небеса

Старший карлик поднялся на ноги и на скверном туранском наречии прошепелявил:

– Послушай, ты, беглый раб! Как ты смеешь требовать от нас еще что-то? И это после того, как наш народ потерял столько воинов! Ты же обещал, что стражи будет мало! За такое предательство джавиды карают смертью!

С этими словами джавид махнул рукой остальным карликами, и те, мгновенно вскочив, бросились на Самила. Доселе скрытые в складках плащей кривые тяжелые мечи внезапно оказались в их руках.

– Эй, вы что?! С ума посходили?! Отродья Сета! – закричал Самил, отскакивая в сторону. У него теперь не было даже сабли, чтобы защитить свою жизнь. – Остановитесь! Я ведь сделал все, как вы требо…

Его сполошный крик потонул в визге атакующих джавидов. Самил упал на пол, закрыв голову руками, не надеясь на спасение – в подземельях раваха никто не мог прийти ему на помощь, и теперь бывший начальник дворцовой стражи вознес немногословную молитву к Кемошу, уповая на то, что бог зуагиров, кстати, не терпящий греха предательства, все же помилует его и даст отдых на Серых Равнинах Мертвых.

И тут словно голос самого Кемоша раздался под песчаными сводами:

– Никому еще я не позволял посягать на мое имущество!

Для Конана не составило большого труда раскидать вопящих карликов. Снеся головы тем, кто рискнул сопротивляться и распугав остальных одним своим видом, он загнал джавидов в уходящий во тьму коридор, однако, углядел, что их старейшина успел улизнуть, прихватив с собой несколько мешочков. Наверное, с золотом. Киммериец подошел к неподвижно лежащему Самилу. Тот уже мнил себя бестелесным призраком на Серых Равнинах, в царстве Нергала, когда варвар пару раз пнул его, а потом, ухватив за шиворот, рывком поставил на ноги.

– Хо-хозяин?.. – промямлил Самил, повиснув в руке Конана, подобно крысе в зубах собаки.

– Хозяин, хозяин! – подтвердил киммериец.

– А как же Серые Равнины? Вас что, тоже убили подлые джавиды?

– У тебя разум от страха помутился, пес? – рявкнул Конан и встряхнул Самила. – В Царство Теней ты всегда успеешь! А ну-ка говори, что вы тут с джавидами затеяли? Куда дели Мирдани? А?

– Я ничего не знаю! Я не виноват! Это они все сами! – заскулил вторично спасенный Конаном от неминуемой смерти зуагир.

– Ах, не знаешь? – зловеще ухмыльнулся киммериец. – Подзабыл, может? Так я тебе сейчас напомню!

Конан сопроводил слова действием, двинув Самила об стену пещеры, причем не один раз. При каждом соприкосновении с твердым, как камень песчаником, Самил издавал тихие короткие всхлипы и, наконец, взвыл так, что с потолка посыпалась пыль.

– Хозяин! Неужели ты спас меня только для того, чтобы убить?!

– Скорее всего, именно для этого, – спокойным голосом отозвался “хозяин”, не прекращая мутузить своего нового раба об стену, – но для начала я вытрясу из тебя все, что ты знаешь о похищении дочери шейха!

– Да, да, я расскажу все, все, что знаю и что пожелает услышать от покорного слуги добрый хозяин, – простонал Самил в промежутках между ударами. Кровь из разбитого носа залила его губы и подбородок. Он понимал, что дальнейшие запирательства приведут к тому, что могучий северянин, в лучшем случае, сильно покалечит его, а то ненароком и убьет. Если выложить все, как есть, то, быть может, появится надежда остаться в живых.

Конан отшвырнул Самила в центр зала, в круг света, исходившего от забытых джавидами факелов, на груду потрепанных ковров и встал над ним, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.

– Ну?! Начинай свою повесть, – задушевным тоном проговорил киммериец, однако, Самил явственно различил в его голосе стальные нотки. Сбиваясь и всхлипывая, размазывая по лицу текшую из носа кровь, Самил начал рассказывать, как однажды, будучи по делам в Султанапуре, его позвал в свой дом пятитысячник султанапурского гарнизона Турлей-Хан, сказав, что желает передать какой-то подарок шейху Джагулу и именно через Самила, как начальника стражи крепости Баргэми.

– Кто этот Турлей-Хан? – спросил Конан.

– О, это один из самых богатых и уважаемых людей в городе, – прохрипел Самил, – он командует всей кавалерией доброго государя нашего Илдиза, которая стоит в этой части империи. В его руках сосредоточена власть не меньшая, чем та, что принадлежит султанапурскому наместнику – эмиру Хайберди-Шаху. Он любимец и дальний родственник самого царя Илдиза, и пользуется его благоволением…

– Ну, и что тебе сказал Турлей-Хан?

Самил поведал о “подарке”, приготовленном туранским князем шейху зуагиров. Когда начальник стражи оазиса Баргэми прибыл в роскошный дворец Турлей-Хана, тот предложил ему несколько однобокий выбор: либо умереть на месте (за спиной Самила тогда стояли четверо здоровенных чернокожих рабов из Кешана), либо, приняв от монаршего фаворита двадцать пять тысяч золотых, помочь уже нанятым им джавидам похитить дочь Джагула аль– Баргэми.

– Отчего это Турлей так невзлюбил твоего бывшего хозяина? – спросил Конан.

– Река оазиса несет в себе самоцветные камни и золото, – сказал Самил в ответ. – Пятитысячник, который почти столь же богат, как и царь Илдиз, хотел наложить руку на неиссякаемый источник сокровищ и пытался просить шейха отдать ему в жены Мирдани. Но Джагул понял, что в таком случае придется постоянно делить с алчным и ненасытным зятем приносимые рекой Баргэми сокровища, и твердо отказал, решив выдать дочь замуж за человека, которому не нужно золото – сына Шангарского эмира. С этим браком Джагул больше получил бы для себя нежели отдал, тем более, что он еще не выдал замуж старших своих дочерей! Турлей-Хан решил отомстить шейху за обиду, и теперь сделает Мирдани своей рабыней и наложницей.

– А почему шейх не может принести жалобу в Аграпур, царю?

– Какому царю?! – взмолился Самил, проклиная в душе непроходимую тупость киммерийца, слабо разбиравшегося в тонкостях дворцовых интриг на востоке. – Да Илдиз и слушать не захочет о чести неизвестной зуагирской девицы, а скорее, наоборот – заставит Джагула ублажить своего любимчика!

– А что ты говорил про вещь, которой похититель должен расплатиться с карликами в течении двух лун? – вдруг нахмурился Конан.

– Я точно не знаю, – пролепетал бывший начальник стражи. – Знаю только, что она хранится в сокровищнице султанапурского эмира, куда Турлей-Хан имеет свободный доступ. Это какое-то древнее сокровище народа джавидов, по слухам, связанное с темной магией Сета.

– Как выглядит эта штуковина? – продолжал настаивать варвар. – Она дорогая?

Безошибочный нюх Конана моментально учуял возможность прибавить к полученным у Джагула пяти тысячам и магическому кинжалу (откровенно говоря, почти бесполезному) еще немного. Однако, Самил пробормотал: