Олаф Бьорн Локнит - Песчаные небеса

За все заплатил Маджид, оставшийся на ночь в веселом квартале. Конан с начальником стражи дворца Турлей-Хана, после того, как недурно провели время среди прекрасных гурий, дружески обнявшись, отправились в «Тыкву», намереваясь продолжить веселье. Однако до гостиницы киммериец добрался в гордом одиночестве, совершенно не помня, где и при каких обстоятельствах потерял своего нового знакомца.

Как это не удивительно, но в краткий миг прояснения разума, затуманенного винными парами, Маджид сумел записать со слов Конана найденный киммерийцем безопасный и краткий путь через пустыню и даже заплатил вторую половину обещанных денег…

Поглощая шедевры поварского искусства стряпчего постоялого двора, Конан понял, что сейчас, при свете дня, ему в Верхнем Городе делать нечего, и все планы придется отложить на время, когда солнце скроется за горами на западе и станет темно. Теперь, зная необходимые детали предстоящего трудного и опасного дела, киммериец решил как следует отоспаться перед грядущей бурной ночью.

В назначенный самому себе час Конан проснулся. За окном уже смеркалось, и на небе высыпали первые звезды. Поднявшись с ложа, киммериец достал необходимые ему сегодня вечером вещи и разложил их на полу: меч, кинжал подаренный покойным шейхом Джагулом аль-Баргэми, моток прочной веревки и простенький женский плащ, предусмотрительно купленный днем на базаре. Собравшись, Конан спустился вниз миновал общий зал где вовсю шумели постояльцы “Тыквы” и вышел на улицу, направляясь к Верхнему Городу тем же путем, каким шел и днем. Зная, что ворота на ночь закрываются, он отыскал заранее примеченный сад, некогда принадлежавший какому-то богатому горожанину, а ныне заброшенный и разросшийся. Некоторые из деревьев свешивали толстые, узловатые ветви через стену, разделяющую город на две части, и выглядели достаточно прочными, чтобы выдержать вес киммерийца. Без особого труда перебравшись по ним за ограду Верхнего Города, Конан спрыгнул на крышу одноэтажного здания, прилепившегося к стене с другой стороны и едва успел укрыться в тени нависших над ним густых ветвей дерева, увидев проходящих по двору вооруженных людей, бывшими, надо полагать, сторожами. Дождавшись, когда они вошли в дом и плотно закрыли за собой двери, Конан спустился на землю и огляделся. Он оказался на заднем дворе какого-то богатого дома. Заметив валявшуюся неподалеку старую оглоблю, варвар приставил ее к стене и перелез через ограду двора на улицу. Сориентировавшись, он пошел в сторону, где высились тонкие и острые башенки дворца эмира Султанапурского, стараясь уверенной походкой и непринужденным посматриванием по сторонам изобразить возвращающегося домой степенного горожанина. Не пройдя и двадцати шагов, Конан наткнулся на внезапно вынырнувший из-за угла патруль из трех человек. Он понадеялся, что стражники не обратят на обычного прохожего внимания, ибо час был не столь уж и поздний. Однако, все трое быстрым шагом направились к киммерийцу и преградили дорогу.

– Стой! Ты кто такой и куда идешь? – раздался голос старшего из стражей, островерхий шлем которого венчало белое перо. Двое других привычным движением стали по бокам и чуть сзади от Конана.

– Я? – переспросил северянин, надеясь оттянуть время и придумать сколь-нибудь правдоподобный ответ. Не найдя ничего лучшего, он решил сказать правду:

– Я иду во дворец Турлей-Хана.

– А зачем?

– Охранять его сон, – сказал Конан без тени улыбки.

Стражники переглянулись, и спрашивавший чуть заметно кивнул своим товарищам. Это движение не ускользнуло от глаз Конана, и он понял, что в Верхнем Городе, наверно, уже каждый оповещен о вчерашнем происшествии у ворот дворца Турлей-Хана, и патрулям несомненно известны приметы возмутителя спокойствия, а также отдан приказ его задержать. Следующие слова начальника патруля дали киммерийцу возможность убедится в истинности своего предположения:

– А где же ты был вчера утром, около полудня? Тоже охранял покой пятитысячника? – туранец недобро усмехнулся и прищурил глаза, причем, и без того узкие, они превратились в черточки, точно у зажмурившейся кошки. – Отдай свой меч и следуй за нами.

– Не отдам, – с наигранной обидой сказал Конан. – Зачем он тебе? Еще порежешься или отхватишь себе чего ненароком…

Даже в темноте стало видно, как залилось краской гнева лицо стражника и он крикнул:

– Взять его!

Это были его последние слова. В следующий момент туранцу на голову обрушилось навершие рукояти того самого меча, о котором только что шла речь. Движимый инерцией клинок едва не разрубил надвое воина стоявшего слева, глубоко пробороздив ему грудь, а правому в тот же миг досталось тяжелым сапогом в солнечное сплетение. От удара он согнулся и упал на колени. Конан добил его, ударив мечом плашмя по хребту. Не теряя времени, киммериец быстро оглянулся и убедившись, что никого более на тихой и темной улице нет, оттащил всех троих к живой изгороди из пышных розовых кустов, тянувшейся вдоль улицы, и спрятал в густых ветках. Трупы можно было бы обнаружить лишь после рассвета…

Киммерийцу удалось добраться до дворца без дальнейших приключений, но теперь он не шел посреди улицы, а держался в тени изгороди. Подкравшись почти к самым воротам, варвар увидел, что там находится больше стражников, чем говорил ему аль-Ахар. Их было около десятка и вдобавок два офицера, отдававших какие-то распоряжения. Конан понял, что попал на смену караула. Он бесшумно отошел назад и замер, наблюдая.

Вдруг ночную тишину разорвал нарастающий цокот копыт, и вскоре со стороны эмирского дворца появился большой отряд всадников. У многих из них в руках были факелы. Возглавлял кавалькаду богато одетый человек, охраняемый таким количеством телохранителей, что Конан, выругавшись, метнулся в колючие кусты и, упав на землю, застыл, надеясь, что его не заметят. Ночная тьма помешала рассмотреть лицо подъехавшего вельможи, и Конану оставалось лишь строить предположения.

«Кого это еще Нергал принес среди ночи? Неужели Турлей-Хан такой трус, что таскает теперь за собой всю армию Турана?.. Что ж, придется мне всех их перебить, но кто тогда будет служить в войске царя Илдиза, я один, что ли? Нет уж, дудки! Наслужился!»

Тем временем прибывший в сопровождении двух телохранителей въехал в ворота, а остальные сопровождающие развернули лошадей и рассыпались по прилегающим ко дворцу улицам. Ворота закрылись, караул встал по местам, и вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь отдаленным топотом копыт.

«Так, в главные ворота, стало быть, не войти. Помнится, этот пропойца, начальник охраны дворца, плел про боковую дверь, через которую ходит прислуга и возят припасы. Придется пойти и поискать ее.»