Олаф Бьорн Локнит - Песчаные небеса

«Ну вот, отдадим кувшинчик Ниоргу, он превратится в рыжего бородатого ублюдка, вроде пройдохи Алвари, пожмет мне руку и скажет…»

Неспешное течение мыслей Конана прервал странный звук: шлепанье босых маленьких ножек по плотно слежавшемуся песку.

– Мораддин, – киммериец тронул полугнома за плечо, – ты слышишь?

– Что?

– Сзади кто-то идет. Босиком…

Мораддин остановился и прислушался, но в подземелье по-прежнему стояла мертвая тишина.

– Показалось, что ли, – пожал плечами Конан. Но вскоре снова был готов поклясться, что за ними крадется, или ребенок, или женщина. Киммериец не стал спрашивать Мораддина, остановился и почти сразу в его спину ткнулись вытянутые руки идущего в темноте. Конан быстро ухватил тонкое запястье и без труда узнал приглушенный, испуганный крик.

– Мирдани? А ты что здесь делаешь?

– Мне страшно, Конан! – пролепетала девушка.

– Еще бы! – усмехнулся киммериец, все еще крепко держа ее за руку. – Нечего по подземельям шляться!

– Советую не задерживаться, – послышался из темноты голос Мораддина. – Тем более, что мы почти уже пришли.

– Держись за меня, – сказал Конан, кладя руку Мирдани на свой пояс.

Справа показался тусклый мерцающий свет, и, зажмурившись с непривычки, Конан разглядел вислоухий силуэт джавида с факелом в руке.

– Идут! – радостно заверещал он, подбежал к Мораддину и, взяв его за руку, вывел из туннеля в ярко освещенный зал. Тот самый, где Конан дрался сперва с джавидами, освобождая Самила, а потом с человеко-ящером, убившим предателя. Теперь карлики отнеслись к киммерийцу более терпимо, но неприязни своей не скрывали, молча расступаясь перед высокорослым северянином, несшим на плече то ли мертвого, то ли спящего зуагирского шейха. За варваром, крепко вцепившись в его широкий пояс, семенила девушка с застывшим выражением брезгливого ужаса на лице. Кое-кто из джавидов узнал в ней бывшую пленницу, и по залу прокатился удивленный шепоток.

Навстречу им выступил Ниорг и остановился, ожидая. Конан, нарочито небрежно сбросил Джафира, подтолкнул к нему Мирдани и, повернувшись к напряженно замершему Ниоргу, развел руками.

– Вот, – сказал варвар. – Принимай работу.

Ниорг, быстро окинув Конана с ног до головы мятущимся взглядом, осторожно спросил, пытаясь подавить нетерпеливую дрожь в голосе:

– Нейглам… Где?

– А! – хлопнул себя по бедру киммериец. – Мораддин, где ты там? Горшок у тебя, или потерял?

На Ниорга было жалко смотреть – толстые губы крупно дрожали, руки теребили складки коричневого одеяния, и когда Конан позвал Мораддина, он порывисто обернулся и чуть не умер на месте, услышав, что Нейглам могли потерять.

Полугном, бросив на Конана испепеляющий взгляд и получив в ответ белозубую мальчишескую улыбку, подошел к Ниоргу и, тронув его за плечо, сказал:

– Не обращай внимания на этого дикаря. Мы выполнили свой долг. Вот оно, сокровище рода Нирафа, Великий Нейглам.

Мораддин бережно вынул из-за пазухи кувшин и передал его Ниоргу. Киммериец отвернулся, чтобы не расхохотаться при взгляде на торжественно-величавую гримасу старого джавида, принимающего свой пресловутый кувшин из рук не менее серьезного коротышки, и тем самым снова не оскорбить и без того обидчивых волосатых карликов.

Мирдани, держа на коленях голову брата, смотрела на церемонию с открытым ртом, но ничего не понимала, и оттого происходящее казалось ей неким неизвестным и враждебным людям колдовским обрядом.

Джавиды молча сгрудились вокруг своего старейшины, не осмеливаясь и слова проронить, а Ниорг, подняв над головой Нейглам, провозгласил:

– Братья! Настал день, когда род наш сбросит проклятие, тяготевшее над нами три десятка лет! Враг наш повергнут неизвестным героем, а Нейглам возвращен киммерийским варваром по прозвищу Конан… – тут Ниорг почему-то запнулся и покосился на вытянувшегося точно в строю Мораддина, – … и потомком гномов, что носит человеческое имя Мораддин!

«Спасибо, не забыли скромного, простого и доброго парня по имени Конан, – картинно раскланиваясь и изо всех сил пытаясь не улыбнуться, подумал киммериец. – Честное слово, сейчас заплачу…»

Дальнейшее стало совсем ему не интересно, ибо Ниорг пустился в описание трагических событий, постигших его род, удвоив велеречивость и излагая до тошноты надоевшую варвару историю с новыми душераздирающими подробностями. По словам старого джавида выходило, что, оказывается, и Дуалкама, и сыночка его Дагарнуса породил никто иной, как сам Сет в порочной связи с Нергалом, исключительно дабы насолить роду Нирафа; что сии злыдни долго искали, как попортить мирную патриархальную жизнь незлобивых трудяг-гномов, ну и так далее…

Конан посмотрел на Мирдани – она привела в чувство своего буйного братца и освободила его от пут, теперь они тихонько ворковали между собой, причем в голосе девушки слышались недовольные, обвиняющие нотки, а Джафир неуверенно оправдывался. Делать киммерийцу сейчас было совершенно нечего, и он, подумав, что забыл, когда спал в последний раз, присел на пол возле стены и прикрыл глаза. Под нудные, шепелявые речи Ниорга варвар слегка задремал и совершенно не заметил, что джавид называет в своем рассказе вовсе не те имена, что в известной Конану истории, а вечно невозмутимый и сдержанный Мораддин как-то странно пошатывается, нашаривая рукой опору и смотрит на Ниорга так, словно видит перед собой живое воплощение Митры. Отступив к стене, возле которой пристроился киммериец, полугном медленно опустился на пол, обхватил колени руками и уткнулся в них лицом. А Ниорг продолжал размеренно и гордо вещать, пристально глядя на Мораддина и потрясая над головой Нейгламом.

Вздрогнув, Конан очнулся от зыбкого полусна и взглянул вверх…

Под самым потолком клубилось серебристое облако легчайшего, светящегося тумана, и варвар откровенно залюбовался мягкими переливами, пребывая в уверенности, что все еще видит сон. До его слуха донесся шумный радостный гомон, кто-то всхлипывал рядом, и Конан, встряхнув волосами и протерев глаза, осоловело огляделся. Ощущение нереальности происходящего снова овладело киммерийцем, и только звук собственного голоса убедил его, что все вокруг – явь, а не видение:

– А где все?

Он имел в виду джавидов, так как вместо уродливых карликов зал был наполнен множеством бородатых, розовощеких гномов. Они хлопали друг друга по плечам, дергали за бороды, обнимались, в центре зала пятеро или шестеро низкорослых человечков весело отплясывали лихой гномский танец. Конан, теряясь в догадках, беспомощно посмотрел по сторонам в поисках Мораддина, чтобы хоть у него спросить, куда делись джавиды и почему так много гномов, большинство из которых своими рыжими бородами и шевелюрами неприятно напоминали киммерийцу старого знакомца Алвари, втянувшего его лет десять назад в авантюру с золотом гномов и синим камнем Харра…