Олаф Бьорн Локнит - Подземный огонь

– Если мне будет позволено… – смущенно перебил Хальк. – То я могу сказать, где Веллан Бритуниец провел минувшую ночь…

Всем придворным тарантийского замка (да и гостям тоже) давно пора уяснить, что Хальк с его истинно библиотекарской склонностью впитывать сплетни и раздобывать оные от самых разнообразных людей, всегда знает о самых незначительных событиях. Только вчера вечером за ужином он счел нужным уведомить меня, что кошка, живущая на кухне первого этажа, принесла семерых котят, а лейтенант Черных Драконов Гай Марселлус подцепил неприличную болезнь от городской шлюхи и к тому же голубиная почта доставила Просперо какое-то важное письмо с полудня… Немудрено, если барон Юсдаль осведомлен о похождениях Веллана.

– Рассказывай, – рявкнул Конан, а бритуниец опустил глаза и раскраснелся.

– Веллан в течение всей ночи, вплоть до шестого полуночного колокола находился в своей комнате, это я точно знаю, – осторожно подбирая слова, начал Хальк.

– Ты его сторожил, что ли? – мрачно усмехнулся король.

– Не совсем, – ответил библиотекарь. – Велл, расскажи лучше ты.

– А чего говорить? – буркнул оборотень. – Ну, с бабой я был… Чего в этом плохого? Не с мужиком же…

– Хальк, а ты откуда про это знаешь? – подозрительно сощурился Конан.

– Мои камин сообщается одной трубой с камином в покоях Веллана, – невозмутимо сказал Хальк. – Равно и с камином первого этажа. Если сидеть в кресле у очага и не мешает посторонний шум, все прекрасно слышно. А я как раз спал на диванчике у камина. Они мне спать мешали… Вначале смеялись громко, потом… – Хальк сделал многозначительную паузу. – Потом опять… Веллан, не смотри ты на меня волком, я ж не в замочную скважину поглядывал! Просто в других комнатах было холодно, вот я и устроился рядом с камином.

– Кто хоть она? – одним углом рта улыбнулся Конан и посмотрел на Веллана. – Герцогиню, небось, охмурил?

– Не-е, – отмахнулся бритуниец. – Служанка с кухни. Зачем мне благородные?..

– Следовательно, – я счел нужным снова вмешаться в разговор, так как Веллан совсем засмущался и сейчас нужно было выяснять не обстоятельства Веллановых приключений во имя Иштар, а суть неприятного происшествия с Энундом. Кроме того, я мог понять бритунийца – если в простецком Пограничье его бы никто не осудил за невинную интрижку с местной красоткой, то в Аквилонии с ее устоявшимися традициями могли серьезно пожурить за прелюбодеяние. – Следовательно, мы не можем найти свидетелей, а от Веллана подозрения, надо полагать, отводятся… Мы можем, конечно, спросить у прекрасной дамы, с которой он проводил время, что они делали после полуночи, но, полагаю… – при этих словах оборотень хмыкнул. – Веллан не виноват. У кого есть соображения?

Все замолчали. Спустя некоторое время Конан развел руками и покачал головой:

– Я ничего не понимаю. Бессмыслица. Энунд за все время пребывания во дворце никого и когтем не тронул! Его все любили… Бред.

– Не забудь, – я повернулся к королю, – хотели оклеветать Веллана, это ясно как день.

– Честное слово, – вскинулся бритуниец. – Я не мог нажить себе врагов в Тарантии! Кому было нужно, чтобы подозрения упали на меня?

Я добавил:

– И почему неизвестный выбрал именно грифона? Такое большое животное могло оказать сопротивление, причем яростное. А следов борьбы, как я полагаю, не обнаружилось?

– Да, – коротко ответил король. – Лекарь!

– Слушаю, повелитель, – с достоинством поклонился месьор Монтель. – Какие будут приказы?

– Помести Энунда в удобную комнату, – распорядился Конан. – Чтобы при нем неотлучно был один из твоих учеников. Постарайтесь вылечить.

– Это будет сложно, господин, – ответил Монтель. – Глаз животного вытек, кинжал пробил глазницу… Думаю, твой зверь долго не придет в сознание. А может быть, даже умрет, не сказав и слова.

– Если он вдруг очнется, – Конан положил ладонь на плечо Монтелю и заглянул ему в глаза. – Сразу же выспроси обстоятельства случившегося. Понял? Расскажешь герцогу Просперо или барону Гленнору. Я хочу выяснить… – тут киммериец обернулся к Веллану, легонько ткнул его кулаком в грудь и проговорил: – А ты не обижайся, нелюдь. Сам знаешь, когда я злой – лучше под руку не попадаться. Мир?

– Ненавижу киммерийцев, – проворчал Веллан, подавая руку Конану. – Сначала по морде бьют, а только потом разбираются. Ладно, мир.

Когда мы все выходили из гимнасической комнаты, а помощники лекаря Монтеля перекладывали бесчувственное тело грифона на широкие деревянные носилки, я расслышал, что Конан буркнул себе под нос:

– Дурацкая история… Ничего понять не могу.

Далее все происходило, как и намечали. Незадолго до полудня Конан вызвал к себе герцога Пуантенского и канцлера Публио, отдал им последние указания, вручил им на сохранение корону и скипетр Аквилонии вместе с Большой печатью, оставив себе лишь Малую, подписал эдикт о временной передаче власти Государственному Совету, а затем ушел одеваться.

Когда на главной башне замка колокол отбил двенадцать раз, возвестив время середины дня, из ворот Тарантии выехал небольшой кортеж. Я, Веллан, Хальк и Конан были в статском дворянском платье, десяток Черных Драконов под командой Паллантида сменили парадные черно-серебряные колеты, принятые по дворцовому распорядку, на полевую форму и теперь смотрелись, как обычные гвардейские офицеры. С каждым всадником шла заводная лошадь, нагруженная припасами. Почти никто из горожан не заметил, что отряд, направлявшийся к полуночному тракту, ведущему к немедийской границе, возглавлял сам король.

Мы оставили за спиной каменные громады Тарантийских стен, копыта лошадей ударили по мощеной четырехугольными плитами дороге. Внезапно Конан натянул поводья и оглянулся, хотя знал – это дурная примета.

– Мораддин, – тихонько позвал он меня. – Посмотри на донжон. Поневоле уверуешь в силу судьбы.

Я, сощурив глаза и приложив ладонь ко лбу, всмотрелся. Наверху невероятно огромной башни, поднимавшейся над Тарантией, торчала игла флагштока. Королевское знамя слабо колыхалось и изображенный на нем золотой лев, слившись в солнечных лучах с пурпурным полем, казался окруженным зеленоватым ореолом.

Я уже видел такой оттенок зеленого. Ядовитый, неживой цвет тумана, выбрасываемого подземным чудищем. Такое впечатление, что некто решил посмеяться над аквилонским королем, придав его знамени цвет пришедшей с полуночи грозы…

Но вот ударил порыв ветра, штандарт распрямился, снова засияв золотом и пурпуром. Конан рассмеялся:

– Мой дед, Аудагос Канах, говорил, будто все плохое нам лишь кажется. А в этом мире есть одно хорошее. Его только нужно увидеть… Поехали. Хальк, ты зачем взял с собой эту скотинку?..