Олаф Бьорн Локнит - Пожиратели плоти

Сидящий во главе стола Конан увидел вошедших Ларго и Вайда и приветливо кивнул им. Поодаль Вайд с удивлением приметил скромно примостившегося на скамье между военными мастера Энгуса. Видимо, мастер не забыл слов короля о награде, и пришел во дворец за обещанным. Но Ларго потащил Вайда в другой конец стола, где между рядовыми и младшими офицерами царило непринужденное солдатское веселье.

– А где Шеки? – поинтересовался Вайд у своего друга, запоздало вспомнив о своем спасителе.

– Спит в казарме, – ответил Ларго и пожал плечами. – Я ему говорил, чтобы он шел к ребятам праздновать – и знаешь, что сказал мне этот доблестный воин? Он, оказывается, не пьет вина! – на подвижном лице юноши изобразилась вся бездна недоумения, в которое повергло его подобное сообщение.

– Может быть, это лишь означает, что он пьет что-нибудь крепче, – предположил Вайд и неожиданно почувствовал, что ему не хватает присутствия своего то ли слуги, то ли товарища.

Еда на столе была не по-королевски скромной, хотя придворные повара старались вовсю, чтобы придать изысканный вкус блюдам, изготовленным преимущественно из злаков и мяса неизвестного происхождения. Но изголодавшиеся солдаты вовсю использовали представившуюся возможность хоть как-то набить животы. Лишь когда все блюда и тарелки на столе опустели, пирующие, стараясь в присутствии короля подавить сытую отрыжку, приступили собственно к веселью. Разливались по чашам вино и эль, провозглашались тосты, вначале высокопарные и велеречивые, потом – все проще и скромнее. Расположившиеся на галерее придворные музыканты наигрывали разнообразные мелодии, звучавшие все печальнее по мере того, как со столов исчезала еда, и у музыкантов таяла надежда поживиться чем-нибудь после пира, как в старые времена.

Вскоре осоловевший от съеденного и выпитого конец стола, где находились Вайд и Ларго, завел песню, сведшую на нет все усилия музыкантов развлечь пирующих.

Похоже, эта незамысловатая песня была своеобразным гимном аквилонских солдат – по крайней мере, ее знали практически все, и сейчас с увлечением подхватывали простой мотив.

Вайд с удивлением понял, что грубовато-сентиментальные слова песни, призванной выжимать слезу из подвыпивших вояк, тронули его до глубины души. Вайд смотрел на панибратски обнявших друг друга за плечи офицеров и рядовых, поющих с вдохновенными лицами, и чувствовал непонятную горечь оттого, что никогда не будет способен ощутить того единения, что охватило сейчас этих людей. Их призвание – идти строем по широкому пути, повинуясь сильной руке, дорога же Вайда узка и извилиста, и суждена лишь ему одному. Его побед никто не оценит, и в неудачах помощи ждать неоткуда… Вайд почувствовал, как в носу у него защипало от благородного чувства жалости к самому себе.

Окончание песни превратилось в восторженный рев. Вайд взглянул на короля. Конан сидел, постукивая в такт песне по столу золотым кубком, однако лицо у него было усталым.

«Он же не спал две ночи,» – подумалось молодому человеку.

Вайд поднялся, не отвлекая Ларго, смакующего ухваченный им маковый пирожок, и подошел к Конану. Тот поднял глаза на своего бывшего юнгу и махнул рукой, чтобы ему освободили место в начале стола.

– Это вы с тем обожженным мастером разнесли немедийский таран? – спросил киммериец.

– Мы, – подтвердил Вайд. – А что, хочешь меня наградить?

– Тебя-то за что? – проворчал Конан. – Песок не ты придумал.

– Но именно я догадался бросить бочонок в таран, – с похвальной скромностью ответил Вайд и вздохнул: – Ты, капитан, никогда не старался оценить по достоинству мой ум.

– Было бы над чем стараться, – беззлобно буркнул Конан. – К тому же, аквилонская казна сейчас истощена.

– Вот-вот, – кивнул головой Вайд. – Знакомая песня. Стараешься, стараешься, а потом выясняется, что денег нет и не было…

Их беседу прервал подошедший к королю Просперо.

– Только что прибыл гонец от графа Троцеро, – сообщил принц. – Говорит, что выехал из Пуантена пять дней назад. Старина Троцеро, наслышавшись о наших бедах, собрал войско и идет в Тарантию, чтобы помочь навести порядок, – Просперо довольно улыбнулся. – Пуантенцы умеют хранить верность, Ваше Величество!

– Если б все бароны были такими, как Троцеро! – воскликнул Конан, сжав в руке кубок.

– Тогда они не были бы баронами, мой друг, – фамильярно заметил Просперо. – Что передать гонцу?

– Пусть отправляется к Троцеро и сообщит ему о нападении немедийцев – они могут повторить попытку, – сказал король. – И еще – необходимо, чтобы по пути к нам граф собирал продовольствие для столицы. Если крестьяне не отдадут добровольно – отобрать силой! Голод для города опасней, чем демоны.

– Я понял, мой король, – наклонил голову принц. – Думаю, с приходом Троцеро беспорядки в Тарантии прекратятся, и можно будет наладить подвоз хлеба из других провинций, пока крестьяне не вернутся в свои дома. А там, глядишь, и с демонами справимся!

Просперо вышел, а Конан вновь о чем-то задумался. Вайд кашлянул, привлекая внимание короля.

– Я, собственно, подошел попрощаться, Конан, – сообщил Вайд и усмехнулся: – Спасибо за гостеприимство и предоставленную возможность поучаствовать в обороне города. Незабываемые впечатления… Больше я на сушу – ни ногой! По сравнению с этим наши морские вылазки выглядят тихими и безобидными забавами.

– Попрощаться? – озадаченно повторил киммериец. – Куда это ты собрался, Крысенок?

– Как куда? – в свою очередь удивился Вайд. – Закрывать Портал, конечно. Завтра с утра и отправлюсь, если удастся увести с твоей конюшни хоть пару лошадей. Кстати, у меня есть к тебе одна просьба. Если… ну, если я не вернусь – позаботься о…

– Подожди, – прервал его Конан. – Ты опять за свое – один против всех?

– А что, кто-то в здравом уме согласится сопровождать меня в этот ваш Руазель? – в голосе Вайда невольно прозвучал сарказм.

– В одиночку ты погибнешь, не добравшись даже до опушки, – непререкаемым тоном заявил киммериец. – Мы соберем небольшой отряд – скажем, человек девять – и выедем завтра или через день на рассвете, чтобы засветло добраться до места. А там уж ты сам сообразишь, что делать.