Олаф Бьорн Локнит - Посланник мрака

– Уж поверь, принц не дурак, – возразил Конан. – Он обязан настоять, чтобы его драгоценная Долиана носа не казала из Демсварта. Дана Эрде – надежда мятежников, их сила и единственный резерв. Битва ратников – мелочи (при этих словах киммерийца Тотлант встрепенулся), сущая ерунда по сравнению с колдовской мощью Алого Камня!

– Что правда, то правда, – еле слышно произнес Аластор. – В замке она в относительной безопасности. На поле битвы трудно избежать случайного арбалетного болта… Будь ты кто угодно, даже владелец Каримэнона.

– Я слышал, будто сила колдовства убывает с расстоянием, – вмешался Альбиорикс. До сих пор бритунийский витязь молча созерцал подготовку к грядущей битве, согласно кивая в ответ на мнения опытных воителей, коими, безусловно, являлись Конан, Леопард Пуантена, Эрхард и – с некоторой натяжкой – Чабела Зингарская. Когда он повернулся к Тотланту, по его роскошному серебристо-синему бахтерцу пробежала серебристая волна. – Разве не так, месьор маг?

– К возможностям Алого Камня это правило вряд ли относится, – покачал головой Тотлант. Он по-прежнему выглядел бледным, только теперь в черных глазах стигийца появился тревожный блеск. – Закон взаимозависимости справедлив для большинства магических талисманов и заклинаний, но здесь мы имеем дело с Силой настолько огромной, что для нее не имеет значения, пять лиг до цели или пятьдесят.

– А ксальтоун? – спросила Чабела. – Если он будет…

– Всенепременно будет, – заверил королеву Побережья Аластор.

– …Будет участвовать в сражении, он может оставаться в тылу? Или ему придется держаться в первых рядах атакующего войска?

Тотлант промолчал.

– Случится чудо и маленькая Эрде не решится пустить в ход свою зловещую игрушку, – с кривой улыбкой предположил Веллан. – Ее ведь столько просили и предупреждали… Говорят, она сама не до конца овладела магией Камня. Вдруг она просто грозится впустую?

Надежды оборотня не оправдались. Над стеной замка взлетела, изогнувшись огромной дугой, бледно-розовая молния, обрушилась на первые ряды пехотинцев Тараска и с треском рассыпалась тысячами крохотных искр. Значит, Дана Эрде и вправду находилась в крепости, пытаясь оттуда по мере сил и умения помогать своей армии.

Хальк Юсдаль, летописец.

Барон Юсдаль не ночевал в своем законном маленьком владении, то есть в шатре на землях аквилонского лагеря. Он приткнулся в углу палатки Райана Монброна, решив сменяться по очереди с Рейе, Меланталь и Цинтией Целлиг, бдевшими возле походной кровати, на которой лежал Маэль Монброн. Маэль и в самом деле здорово смахивал на мертвеца. Требовалось беззвучно просидеть рядом с ним какое-то время, чтобы уловить еле заметное, прерывистое дыхание. Оно становилось все тише и тише, и, наконец, прекратилось. Сорок второй граф Монброн Танасульский, двадцати семи лет от роду, вдохнул последний раз, и на большее у него не хватило сил. Древняя магия забрала его жизнь, оставив только телесную оболочку.

Первой смерть Маэля обнаружила Цинтия. Истерические рыдания немедийки подняли посреди ночи на ноги всех остальных. Когда стало ясно, что графу Монброну не поможет ни лекарская наука, ни магия, Рейенир отправился седлать коня, намереваясь съездить в Алгиз и раздобыть все необходимое для похорон, а заодно договориться с тамошним жрецом Митры о прочтении традиционных прощальных молитв. Райан молча накрыл почившего родственника вытащенным из вьюка новеньким бархатным плащом винно-алого цвета, постоял рядом и ушел из палатки. Хальк высунулся следом, обнаружив, что маг из Танасула миновал с десяток шагов, сел на подвернувшийся валун и теперь бесстрастно созерцает хлопоты по устройству обороны лагеря Семи Королей. Посмотрев на выражение его лица, Юсдаль решил не торопиться с соболезнованиями. Райан Монброн походил на человека, собравшегося кого-то прикончить и тщательно обдумывающего, каким наиболее мучительным способом это проделать. Даже верная собака не отважилась приближаться к хозяину, и, тихо поскуливая, бродила вокруг палатки.

Цинтия продолжала рыдать, невнятно что-то выкрикивая. Попытки Меланталь успокоить ее закончились провалом, и девице-гулю пришлось прибегнуть к иному способу. Она бесцеремонно повернула залитое слезами и перекошенное лицо Цинтии к себе, заглянула в глаза, и спустя миг немедийская баронесса обмякла, погрузившись в глубокий сон. Цинтию осторожно перенесли в дальнюю часть шатра, завернули в плед и оставили в покое, ибо сейчас помочь ей все равно никто не мог. Должно пройти время, чтобы раны затянулись, а дурные воспоминания изгладились из памяти.

– Проспит до конца дня, – изрекла Меланталь. – Главное, не забыть бы о ней, если придется спешно удирать.

Вернувшийся Рейе доставил в лагерь возок с дровами и изрядно напуганного разворачивающимися вокруг событиями служителя Митры, преклонного годами, но вполне ясного разумом. Поленья вывалили на землю у подножия холма и принялись складывать из них невысокую усеченную пирамиду – основу для погребального костра. Тотланта, пришедшего узнать, не улучшилось ли состояние Маэля, отослали к шатру Чабелы: известить зингарскую королеву о готовящейся печальной церемонии. Стигиец принес известие, что лагерь Совета Семи королей охвачен военной лихорадкой, но правительница обещала постараться придти, если ей удастся выкроить свободный миг.

– Не придет, – буркнул Райан, выслушав. – Какое ей дело до какого-то Монброна из Танасула, который не являлся ее подданным и которого она мельком видела пару раз?

– Но Конан-то будет обязательно, – убежденно заявил Хальк, и ошибся. Видать, у аквилонского короля нашлась уйма более важных дел, чем похороны бывшего соратника по временам корсарства и неудачливого конфидента Латераны.

Посему в странствие без возврата Маэля провожал единственный родич, давно считавшийся мертвым, да люди, столкнувшиеся с Монброном-младшим за минувшую луну и успевшие к нему привязаться. Они стояли кругом возле топорщившейся щепками поленницы – Райан Монброн, рабирийские гули, пришедшие отдать последний долг Дженна Сольскель и Веллан, Тотлант и неведомо откуда взявшийся Аластор Кайлиени, которого после неудачного посольства к мятежникам почти никто не видел.

– …И да упокоится душа его с миром, – благочестиво завершил поминальные чтения митрианец и вопросительно покосился на слушавших его людей, ожидая, кто поднесет к костру факел. Это право обычно представлялось родственнику или близкому другу умершего, но сегодня все произошло иначе. Райан просто дотронулся до верхнего ряда поленьев раскрытой ладонью, и дерево мгновенно занялось. Искристое пламя взлетело на высоту человеческого роста, вынудив собравшихся торопливо отступить назад.