Олаф Бьорн Локнит - Склеп Хаоса

– Предполагаю, – как ни в чем не бывало, сказал Деррик, тряхнув вьющейся челкой.

Конан сбавил шаг. Разговор становился все интереснее. Если Деррик не врет (а с чего бы ему врать?), то все становится намного проще. Однако не будем торопиться с выводами… Поспешность еще никого не доводила до добра.

– Что же ты раньше никому об этом не говорил?

– Кому я мог сказать? – очень искренне удивился молодой человек. – Градоправителю? Он бы не поверил, а если бы и поверил, ровным счетом ничего бы не предпринял. Изведение обосновавшихся под городом хищных тварей не входит в круг его обязанностей. Командиру городской стражи? Да он просто выкинул бы меня за дверь. Я уж подумывал, не намекнуть ли Плоскомордому, но тут появились вы…

– Между прочим, Плоскомордый тоже обещает заплатить за голову зверя, – невзначай напомнил Конан.

– Эван может пообещать, что угодно, – неожиданно резко бросил Деррик. – Это отнюдь не означает, что он собирается выполнять свои обещания.

– А твоя хозяйка собирается? – отпарировал корсар. Деррик обиженно вздернул голову:

– Донна Вальехо – дворянка! Если она даст слово…

– Так она его еще не давала, – разумно возразил Конан. – Слушай, что тебе вообще нужно? Ты отыскал, где прячется дракон, и хочешь что-то взамен?

– Само собой, – несколько успокоился Деррик. – Я, к сожалению, завзятый стяжатель и предпочитаю из всего извлекать хоть маленькую, но выгоду. Не беспокойся, твой кошелек не пострадает. Я всего лишь прошу разрешения сопровождать тебя в этом походе. Обещаю не мешать, не попадаться под ноги и не давать излишних советов.

– Зачем это тебе? – не понял Конан. Вот уж действительно странное желание…

– Не так часто удается посмотреть, как убивают драконов, – с коротким смешком ответил Деррик, однако киммерийцу этот смех показался злорадным. – Если ты согласен, то можно выйти хоть завтра.

Конан нечего не ответил, обдумывая столь неожиданно сделанное предложение. Если мальчишка и в самом деле знает, где скрывается зверюга, отчего бы и не прихватить его с собой? Болтает, правда, много, но это не беда. Только непонятно, зачем ему (и, надо полагать, его хозяйке) понадобилась голова дракона? Украсить редким трофеем стену в замке? И почему Деррик недолюбливает Плоскомордого?..

Впрочем, какое это все имеет значение? Он привел корабль в Карташену только ради того, чтобы попытаться изловить морское чудовище и разузнать, кто пытается прикрывать свои неприглядные делишки его именем. Все остальное его не касается.

За разговором корсарский капитан и доверенное лицо благородной дамы миновали последние дома предместья и вышли к реке. Плавно понижающийся берег был расцвечен пестротой навесов над лавками, слышался многоголосый гомон, сквозь который иногда прорывались отдельные выкрики, звонко хлопали яркие паруса стоящих на реке плоскодонных барок. До полудня и начала торгов оставалось совсем немного – как раз столько, чтобы спуститься вниз по склону и смешаться с шумливой, беспокойной толпой.

Тейраз Ди Блайи тоже собирался на ярмарку. Подзаработать – это во-первых, и немного развлечься – во-вторых. Блайи с легким удивлением отметил, что Карташена внезапно стала для него очень приятным городом. Он отделался от своих неприятностей и внезапно обрел покровителя. Вернее, покровительницу – благородную донну, графиню Агнессу Вальехо. Во всяком случае, вчера по ее личному приказанию Ди Блайи поселили в пустующей комнате дворца градоправителя, а вовсю распоряжавшийся многочисленными слугами Деррик передал просьбу госпожи Агнессы – не соизволит ли месьор Ди Блайи задержаться в городе еще на два-три дня, в течении которых он может располагать гостеприимством семейства Вальехо как ему будет угодно? В дополнение к словесной просьбе присовокуплялся кожаный пузатый кошелек, в котором что-то приятно позвякивало.

Месьор Ди Блайи с величайшим удовольствием задержался бы в Карташене еще на два-три месяца, но здраво опасался, как бы такой поступок не был превратно истолкован как чрезмерно нахальный.

Потому Блайи ограничился россыпью благодарностей и заверений, что, буде он понадобится донне Агнессе, ей достаточно лишь высказать свое пожелание. Деррик непочтительно фыркнул, но обещал слово в слово пересказать госпоже изысканную речь барда.

Возможно, он так и поступил; однако Ди Блайи не сомневался, что пересказ речи был расцвечен личными дополнениями Деррика, а доверенное лицо госпожи Вальехо отнюдь не являлось образцом хороших манер.

Деррик же оказался первым (не считая слуг, конечно), кто попался на глаза Блайи следующим утром. Он и прекрасная донна Агнесса – эта парочка стояла на открытой веранде и о чем-то шепталась. Судя по серьезному выражению лица графини, она отдавала некие распоряжения. Деррик хмурился, иногда кивал, один раз довольно резко возразил – а затем сорвался с места и, рысью пробежав через пустынный двор, юркнул в полуоткрытые двери здания, в котором безошибочно угадывалась конюшня. Через какое-то время створка открылась пошире, выпуская приплясывающую белую кобылку. Деррик засвистел, подзывая свою демонического вида зверюгу, терпеливо ожидавшую хозяина в тени дома, поклонился все еще стоявшей на веранде хозяйке и, подхлестнув лошадь, умчался в сторону гавани. Донна Агнесса, самолично убедившись, что ее посланец отправился исполнять данное поручение, скрылась в доме.

На стоявшего в отдалении Блайи никто не обратил внимания, чему бард только порадовался. Он никогда не любил влезать в чужие дела, особенно в дела тех, кто по рождению и титулу стоял выше него. Обычно такие попытки всегда выходили боком, а Блайи не принадлежал к числу тех, кто не учится на собственных ошибках. Донна Вальехо может заниматься, чем ее душе угодно. Он же, как и задумывал, пойдет на ярмарку.

…Пологий луг на правом берегу Флеммы гудел, шумел на тысячи голосов и произвел на слегка оторопевшего барда впечатление чего-то слишком пестрого и все время бесцельно перемещающегося с места на место. Рассеянный взгляд выхватывал отдельные яркие пятна: красные, оранжевые, зеленые россыпи фруктов; белые, пронзительно-алые и коричневые свертки тканей; блестяще-серебристые груды рыбы – еще живой, трепыхающейся и уже приготовленной всеми возможными способами; масляно-тусклое сияние и радужные вспышки украшений в ювелирном ряду… А еще звуки – людские голоса, тревожное ржание лошадей, надрывный ослиный рев и приглушенное угрожающее мычание запертых в стойлах быков… Запахи жарящегося на открытом воздухе мяса с острейшими приправами; аромат раздавленных сочных фруктов, над которыми жужжат осы; горьковатая вонь только что выделанной кожи и густые едкие волны рассола, в котором вымачивают рыбу… А еще…