Олаф Бьорн Локнит - Склеп Хаоса

– Боишься? – неожиданно заговорил незнакомец. На вид ему было изрядно за сорок, и никакие ухищрения портных не могли скрыть выпирающее брюшко и привычку сутулиться. Однако взгляд у человека был отнюдь не старый – жесткий и не предвещавший Ди Блайи ничего хорошего. – Это правильно… Ну, и что с тобой, нечестивцем без стыда и совести, прикажешь делать?

– Я не понимаю… – нерешительно заикнулся Блайи, хотя уже начинал подозревать, что к чему. Если его догадка окажется верной – краткое пребывание в Карташене он запомнит до конца дней своих. И больше никогда, ни за какие деньги и не при каких обстоятельствах, не рискнет соваться на Полуденное Побережье!

– Все ты отлично понимаешь, – не дал договорить неизвестный. – Конечно, Аниса еще молода и не слишком сообразительна, а проще говоря – глупа, но это не дает права всяким наглым проходимцам вроде тебя порочить доброе имя семьи Кабортальеза!

«Если бы меня так звали, я бы сразу повесился, – обреченно подумал бард. – Бедная Аниса… Муженьку достаточно было повысить голос, чтобы она начала щебетать, как птичка. Свалить всю вину на меня ей ума хватило, а догадаться поставить слуг у входа в дом – нет! Ох уж эта мне провинциальная наивность… Что теперь будет?»

– Волочь тебя в суд – слишком хлопотно, – супруг Анисы продолжал рассуждать тем же не слишком выразительным и оттого более пугающим тоном. – По нынешним законам требуются хотя бы два свидетеля того, что имела место супружеская неверность. Кроме того, судилище неизбежно вызовет изрядный скандал, а я не тороплюсь расставаться с Анисой… Значит, суд не подходит.

Блайи поёжился и от души понадеялся, что хотя бы внешне сохраняет некое подобие выдержки и невозмутимости.

– Поединок? Слишком много чести для такого негодяя, – носитель сколь благородной, столь и непроизносимой фамилии Кабортальеза задумчиво побарабанил пальцами по раскрытой ладони. – Может, приказать вывезти тебя за город, а там просто и незамысловато прирезать? Или… – он внимательно посмотрел на жавшегося у стенки Ди Блайи. По привычке всех людей, имеющих отношение к игре на музыкальных инструментах, бард в любой ситуации в первую очередь старался беречь руки и сейчас непроизвольно спрятал их за спину. – Ученые мужи утверждают, что в каждом пальце имеется по меньшей мере четыре кости. Вот и проверим…

Если дон Кабортальеза хотел лишь напугать более удачливого соперника, он этого добился. И даже с лихвой – Блайи непроизвольно шарахнулся назад, едва не завизжав: «Не надо!» Ничего страшнее придумать было невозможно. На какой-то миг бард даже пожалел, что когда-то не прислушался к разумным доводам родителей, променяв безмятежную жизнь в семейном поместье на дороги и приключения, век бы их не видать! Предупреждали же – в Зингаре за осквернение супружеского ложа можно изрядно поплатиться…

– Тихо, тихо, – на одутловатом лице карташенского гранда появилась легкая усмешка из числа тех, что называют «змеиными». – Разумеется, таковой поступок был бы непозволительно жестоким, даже по отношению к тебе… Однако твои действия требуют соответствующего наказания. Кстати, я подозреваю, моя дорогая супруга была отнюдь не единственной обманутой тобой женщиной? Алонхо, Мадес, ну-ка взять его!

Молчаливые и равнодушно взиравшие на все происходящее телохранители как-то на редкость согласованно шагнули вперед, с легкостью оторвали Ди Блайи от спасительной стены и поставили перед своим хозяином, заломив руки назад. Бард не сопротивлялся – все равно бесполезно. Вместо этого он рискнул подать голос:

– Конечно, я виноват, однако несправедливо наказывать только меня!..

– Донна Аниса тоже свое получит, не беспокойся, – презрительно хмыкнул Кабортальеза. Блайи от этого смешка передернуло. – Он еще будет рассуждать о справедливости!

Намек был ясен – бард замолчал, с некоторым ужасом ожидая решения оскорбленного мужа. И дождался – дон Кабортальеза жестом подозвал одного из телохранителей и спокойно распорядился:

– Заткните ему пасть и разденьте.

Одновременно где-то неподалеку раздался торжественный и низкий рев нескольких огромных витых труб, оповещающий горожан и всех прибывших в Карташену о том, что вскоре начнется открытие ярмарки. Гомонящий люд хлынул к помосту, торопясь занять места в первых рядах и не упустить ничего из праздничной церемонии; к тому же прошел слух, что после речей и прочей ерунды обещана бесплатная раздача вина и сладостей. В суматохе никто не обратил внимания на доносившиеся из проулка между двумя складами сдавленные вопли и шум борьбы. А даже если обратил – пожал плечами и прошел мимо. Известное дело, на ярмарке обязательно кого-нибудь прижмут в углу и пересчитают ребра сначала сверху вниз, а потом наоборот. Вмешиваться в чужую свару – себе дороже. Без нас как-нибудь разберутся.

…Взъерошенный и едва не шипевший от злости и унижения Ди Блайи проводил взглядом мешок, набитый его вещами. Мадес по приказу хозяина только что швырнул его через жерди прямиком в загон для быков. Впрочем, пояс с висевшим на нем кинжалом, виола и кошелек не разделили общей печальной судьбы. Кабортальеза прихватил их с собой, невозмутимо и подробно объяснив Блайи, где он может получить их обратно – в доме благородного дона, что на Верхней Якорной улице. После чего посетовал на распущенность нынешней молодежи и общий упадок нравов, высказал надежду, что месьор Ди Блайи получит удовольствие от посещения ярмарки в Карташене, и удалился, сопровождаемый ни на шаг не отстающими телохранителями.

А Блайи остался. И совершенно не представлял, что теперь делать – звать на помощь, проклинать все на свете или сесть вот на этот клочок сухой земли и от души посмеяться?

В конце концов действительно пришлось присесть – ноги не держали. Блайи давно так не пугался и не сразу оценил всю тонкость мести. Он не сможет просидеть тут весь день – замерзнет и проголодается. Он не может достать тюк со своей одеждой – для этого надо забираться в загон к быкам, а на такое способен только сумасшедший. Значит, придется выходить. Что ж, состоится замечательное, а главное – совершенно бесплатное представление для всех желающих. Если потом он задержится в этом городе еще хотя бы на один день, над ним будет потешаться каждый встречный.

Бард ткнулся головой в колени и от досады, кажется, даже тихонько завыл. За что ему такое наказание?

«В следующий раз, когда приходишь в город, сперва ищи бордель, – язвительно сказал он сам себе. – И сиди в нем день, а лучше – два. Может, после этого будешь в состоянии не обращать внимания на женщин!»

Маэль Монброн с самого утра испытывал нечто вроде легкой непреходящей тревоги, хотя вроде беспокоиться было совершенно не о чем. В полдень ему предстояло сопровождать донну Агнессу на открытие ярмарки – графиня сама попросила его оказать ей такую любезность! Мерзавец корсар после памятного разговора убрался ни с чем – так ему и надо! Интересно, о чем думали в Кордаве, принимая на службу такого душегуба и варвара?