Наталия Мазова - Исповедь травы

После третьей подобной ночи я поняла, что НИКОГДА в Него не влюблюсь. И не спрашивайте, почему – мне бы для себя это внятно определить… Порой я словно со стороны вижу в Нем – себя, свои, успевшие стать привычным мироощущением страдания по Флетчеру. И сразу делается так неловко – словно украла чужие Слова для выражения того, чего сама на самом деле уже не чувствую… Снова я взгляд тревожный свой буду прятать под звездным покрывалом – разве я многого не знала рядом с тобой, рядом с тобой… рядом с тобой… Видимость верности храня…

Но, к счастью, иногда – теперь все чаще – бывают и другие ночи, когда Он зажигает свечу, берет мою руку в свои и приказывает: «Говори!» – словно хочет, чтобы я заглушила что-то в Его душе звуками своего голоса. И я говорю, то взахлеб, то нараспев, не помня себя, не успевая облизывать сохнущие губы. В основном не свое. И чувствую, как Он впитывает мои Слова всей кожей, всей сущностью своей, как тепло очага, как прохладную воду среди июльского зноя – и радуюсь от сознания, что могу хоть что-то, что нужна Ему здесь, сейчас и такая, какая есть. Потому что настанет день, и опять придет ночь – и снова Его будет томить это, непонятное… Ибо сказано: «nai rae mon dimir-ulkva on karningol…» – «не утолить мне жажды до конца всего сущего…»

– Лугхад… Можно странный вопрос? Кто я для тебя?

– Завершение, – отвечает Он словно через силу. – Лилия огненная. Дуновение ветра в камере заключенного пожизненно. Но как женщина ты мне неинтересна, если ты это имеешь в виду. Нельзя спать со своей памятью.

А чего еще, спрашивается, можно было ожидать? Все и так давно понятно. Или надеялась – скажет-таки: «Сестра»?

– Спать-то как раз можно с кем угодно, – опять словно кто-то за язык потянул! Сейчас опять придет в раздражение и будет не так уж неправ. – Вот только зачем?

– Действительно, зачем? – неожиданная улыбка расцветает на Его лице, – Ты ведь умеешь дарить наслаждение совсем другим путем.

– Через танец? – Боги мои, ну почему я все время забываю, что Он Нездешний?! Это же Он о со-творении, которое для его расы было и будет превыше близости тел!

– И через танец в том числе… Еще Говори. Хочешь, попробуй прямо с ходу, импровизируй.

– Вот этого уж я совсем не умею. Это и не каждому Мастеру дано, а я – так, пытаюсь что-то делать…

– У тебя обязательно должно получиться. А я тебя поддержу, – Он легко берет мои руки в свои. – Только не бойся, не зажимай свое пламя. Отрешись от всего, пусть мир струится сквозь тебя, как во время танца. Слова придут сами.

Тонкие сухие пальцы, ласковое тепло в моих стынущих ладонях…

– Рассвет золотые травы расчесывал гребнем ветра… – начинаю я нерешительно – и вдруг словно окно распахнулось: – Тебя позвала я с башни – вновь не было мне ответа. А в небе сплелись узором обрывки неспетых песен, и мне, белокрылой чайке, вдруг мир показался тесен…

Он улыбается, ободряя меня. Действительно потрясающе… Каков же Он в полной силе своей, если даже сейчас способен на такое? Нодди и то так не умеет, она хороший учитель, но чтобы вот так, словно общая кровеносная система… А Слово льется, как вино в бокал:

– Когда-то меня учили – словами играть опасно, – но я выбирать не стану меж черным и темно-красным. Мой меч – осока с болота, иного мне и не надо, и плащ мой соткан из пыли, и ты – не моя награда…

Надо будет попробовать так с Флетчером… Флетчер… Доведется ли теперь нам вообще сделать вместе хоть что-нибудь? А главное – уверена ли я, что и в самом деле все еще хочу этого?

– Но ветви столетних сосен опять пожирает пламя – и значит, судьба нам снова встречаться в небе глазами. Пока не забыто Имя древнейшего Откровенья, тебе – или нам обоим – наш Бог дарует прощенье…

– А говорила, не сможешь, – кажется, Ему это доставило удовольствие не меньше, чем мне. – Кому это ты так красиво сказала?

– Да никому вообще-то…

– Не пойми неправильно – я совсем не имел в виду себя… – настала Его очередь смутиться. – Но есть же у тебя там, откуда ты пришла, кто-то, кто тебе не безразличен? Женщина с твоей внешностью и твоими способностями просто не может быть одна.

– Еще как может, – отвечаю я спокойно. – А это действительно – никому.

Самое смешное, что это правда. Разве что самую малость – Флетчеру, да и то лишь потому, что подумала о нем, когда ЭТО сквозь меня искало дорогу в мир…

– Лугхад… А ты когда-нибудь уже пробовал с кем-то… как со мной? – снова по-дурацки получилось. Словно у любовника спрашиваю: «Я у тебя первая?» Ну человек я, что поделать, смертная! И для подобных таинств в нашем языке и слов-то нет!

– Не спрашивай… Все равно не в моих силах ответить, – снова близко-близко мерцающие тоской глаза, и пламя свечи начинает потрескивать. Я почти физически ощущаю Его боль от невозможности вспомнить.

Интересно, сколько Ему лет на самом деле? Хотя бы с точностью до века! Я все больше и больше утверждаюсь в мысли, что он старше Хозяина – значит, более двух тысяч…

– Oltro on-raem na Gil-ae-Talli… – неожиданно срывается с Его губ. Я вздрагиваю, как пронзенная мечом – еще ни разу в моем присутствии не заговаривал Он на Языке Служения. А фраза эта в переводе значит – «Дай мне Свет и Суть»! С нею обращаются к жрицам Андсиры перед свершением таинства!

– Что ты сказал?! – так и вскидываюсь я.

Он словно очнулся от сна.

– Разве я что-то говорил?

– Говорил, – я безжалостно повторяю фразу.

– Разве? У меня в голове из «Литании» крутилось: “Шесть веков я взыскую любви…» – а это словно в рифму сказалось, я даже не понимаю, что это значит… Честное слово, сам не знаю, откуда оно взялось!

Зато я прекрасно знаю. Ассоциативка сработала на мою импровизацию. Как там оно: «Пока не забылось Имя древнейшего Откровенья…» Черт, записать бы надо… пока не забылось! Пригодится ведь в дальнейшем.

Да уж… Сладко и страшно – быть чужой памятью… И не простого смертного – Нездешнего, позабывшего о том, что он Нездешний. Выпадало ли подобное хоть кому-нибудь в мироздании?

– Куда ты торопишься одна в столь поздний час, прекрасная?

Узенькая улочка старого города – не больше четырех шагов в ширину, глухие, без окон, стены из темно-коричневого камня… Колодец и колодец, в двух шагах ничего не видать. На такой улочке прирежут, а ты даже не успеешь понять, что с тобой произошло. Так что если уж соизволили окликнуть – считай, полбеды позади.

– Ты даже не хочешь остановиться и побеседовать со мной?

От стены отделяется темноволосая кудрявая девушка, чем-то похожая на Хейтиле, но значительно моложе. Кожаные штаны, безрукавка, отороченная мехом. К ноге ее жмется здоровенный пес, что-то вроде помеси овчарки с лайкой.