Андрей Егоров - Вечный мент или Светоч справедливости

Я беспрепятственно выбрался из подъезда. Погода была отвратительной. Дождь, еще недавно казавшийся мне освежающим, превратился в холодную морось. Я побежал напрямик, через пустырь, увязая в липкой хляби. Услышал звук выстрела, метнулся в сторону. В луже взметнулся фонтанчик. Спрятался за ствол дерева, выставил пистолет. В поле зрения не было ни единой цели. То есть вообще никого. В эту секунду меня осенило. Я глянул в небо и увидел Андрея Посадского. Он стремительно заходил на посадку, несся прямо на меня, сжимая в руках «Селезень». Мы выстрелили одновременно. Сразу несколько монет попали в ствол. Одна из них со звоном отскочила, другие засели в древесине.

Посадского отбросило назад, он завис на короткое мгновение, а затем, кувыркаясь, рухнул вниз. Предводитель экзорцистов упал тяжело, с глухим шлепком, разметав осеннюю грязь. Ружье приземлилось в десятке метров поодаль.

Я поспешил довершить начатое. Подбежал, шлепая по лужам, и несколько раз выстрелил церковнику в голову. Крутанулся, высматривая другую цель. Но на пустыре никого не было. Только в квартирах ближайших домов горел свет. Там жили безмятежные люди, каким я никогда не был и каким мне никогда уже не стать.

Бросив последний взгляд на Посадского – два отверстия зияли во лбу и одно под правым глазом – я, крайне удовлетворенный содеянным, поспешил покинуть место убийства.

Бес объявился через несколько часов. Я рассказал ему о поединке с летающим экзорцистом и задал вопрос, как могло получиться, что он остался жив. Кухериал пожал плечами.

– Не представляю, как ему удалось смыться из церкви. Скорее всего, его там и не было. Святые, возможно, предвидели подобный исход для членов Ордена, и увели его.

– Но почему они не спасли остальных? – удивился я.

– Такие уж они по натуре, любят мучеников, дабы ввести их после смерти в высший пантеон. Кем были бы рядовые экзорцисты в раю, не погибни они мученической смертью? Обыкновенными праведниками, хоть и воинами света, а так – у них все шансы занять высокое место в сакральной иерархии.

– Идиотизм какой-то, – пробормотал я.

– Да уж, святых понять сложно. Да тебе и не нужно их понимать. Наверное, они считали, что глава ордена справится с тобой в одиночку. Но получилось иначе. Ему не в молитвах надо было упражняться, а в стрельбе. Ты вон какой молодец. Настоящий снайпер. А все почему? Тренировки. Я всегда знал, что тебе эти навыки пригодятся в жизни.

Той же ночью я увидел сон. Я оказался в больнице, погрязшей в жуткой нищете. Желтушные тела больных, которым не хватило коек. Они лежали на кафельном полу в коридоре. В палатах стояла ни с чем не сравнимая вонь – тесно смешавшийся запах лекарств и телесного недуга. Я бродил по бесконечным больничным коридорам, я был одним из пациентов, спускался все ниже и ниже по обшарпанной лестнице. И на каждом кругу этого медицинского ада открывал для себя новые человеческие страдания. Я видел множество больных с ампутированными конечностями, людей, исполосованных скальпелем безжалостного хирурга, и тех, кто не походил на людей вовсе. В самом низу, под лестницей, двигалось нечто, часть головы с вживленным в нее электродом. От электрода тянулся длинный металлический контакт к скальпелю. Оно резало собственное тело, оперировало само себя. Я отшатнулся, наткнулся на ванночку с раствором, в котором плавали органы. Раствор вылился на меня. В ужасе я выбежал на лестницу и поспешил по ступеням вверх. На одном из этажей я столкнулся с медсестрой. Она завела со мной непринужденную беседу. Так умеют разговаривать только врачи – спокойным и бодрым тоном, прекрасно осознавая, что сейчас мы по разные стороны, потому что они здоровы и полны сил, а вы ущербны – больны и подлежите лечению. Как только я упомянул, что видел в самом низу лестницы страшное и случайно пролил на себя раствор из ванночки с органами, медсестра переменилась в лице. «С органами?!» Страшнее всего были ее глаза – радужка совершенно почернела, а зрачок сошелся в ослепительно белую игольную точку. Она метнулась от меня по коридору, скакнула в дверь и захлопнула ее за собой. А я попятился назад и присел на изъеденный ржой край ванны, в ней плавало что-то темное…

В этот момент я проснулся, с одной только мыслью – карантин, нет ничего страшнее карантина.

С утра меня мучило чудовищное похмелье – из разряда тех, что вызывают глубокую депрессию и нежелание жить. Пора было ехать за город, забирать девчонку. Нет необходимости и дальше удерживать ее. Помимо похмелья терзало смутное чувство вины. Снова эти двойственные ощущения… С одной стороны – ее папаша многое сделал для того, чтобы меня убить. С другой – ребенок за отца не в ответе, а я лишил девочку родителя…

Я сидел на детской площадке и потягивал пиво. Покосился на Кухериала. Он расположился на детской паутине, болтал ногой, поглядывал на меня лукаво, всем своим видом демонстрируя, что отлично знает, о чем я думаю. Хотя мне давно было известно – падшие мысли читать не умеют. Неподалеку тусовалась компания подростков. Прямо в распахнутые небеса летел мат и гогот. Я покосился на гаденышей, подумывая, а не попугать ли их стрельбой среди бела дня. Все равно мне терять уже нечего.

– Я поехал за девчонкой, – сказал я Кухериалу, – нужно вернуть ребенка матери.

– Не надо, Васисуалий.

От вкрадчивого тона я весь похолодел.

– Почему?

– Ну-у… – Кухериал помедлил: – Мало ли что могло случиться. Как знать, а вдруг она попыталась сбежать. И Владик случайно придушил ее при попытке к бегству. Такое, знаешь ли, случается сплошь и рядом. Особенно с алкоголиками. Им нельзя доверять. – Он явно намекал и на меня тоже.

Я демонстративно отхлебнул из бутылки.

– Этого не может быть!

– Надежда умирает последней.

Тут я не выдержал, зашвырнул пиво подальше, сорвался со скамейки и ринулся из двора – под громкий смех подростков, мое поспешное бегство показалось им забавным.

Надо как можно скорее добраться до стоянки, где я оставил «БМВ» Владика. Необходимо убедиться, что с ребенком все в порядке.

Кухериал не отставал. Трусил рядом и терзал мой слух бесконечной скороговоркой, призванной усилить произведенный эффект.

– Ты уверен, что все знаешь о своем помощнике? А вдруг, оставшись с малышкой наедине, он измыслил нечто необычное? Вдруг он сотворил ужасную постыдную вещь? Мысли других людей, их тайные желания обычно скрыты под маской. Многие хранят страшные секреты. И не раскроют их никогда и никому, до самого судилища. Уж я-то знаю о таких вещах. Такого тебе могу порассказать…

– Заткнись! – Меня охватил такой ужас, что я стал задыхаться. Я знал, если с девочкой что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу. Неужели Владик мог причинить ей вред? Он всегда был нормальным. Точнее выглядел таковым. Но может ли считаться нормальным человек, помогающий убийце? Может, ответил я себе, если он делает это за деньги. А деньги – основной мотив наших отношений. Правда, в последнее время он стал сильно закладывать. Но всему виной – страх.