Андрей Егоров - Вечный мент или Светоч справедливости

Пока ехал в метро, народ на меня сочувственно косился. Еще бы. Морда вся распухла. Рубашка в крови. Сразу видно, досталось парню. Отсыпал боженька от щедрот. Вот всегда со мной так. Когда физиономия в порядке, не замечают. Стоит только на морде нарисоваться фингалу или повреждениям посерьезней, вот как сегодня, жалеют, будто я им родной.

Я хмурился и глядел в пол. И тут мне показалось, будто кто-то ко мне склонился и быстро зашептал в ухо: «Молодец, все правильно сделал…». Я даже обернулся. Никого. «Все правильно, молодец. А морда, что?.. Морда – тьфу. Заживет морда».

– Кто это?! – выкрикнул я. – Кто это со мной разговаривает?!

У сердобольных пассажиров вытянулись лица, они поспешили отойти от сумасшедшего подальше. Я же яростно озирался. Но так и не узрел никого, кто мог бы со мной говорить. Разве, что вот этот лысый толстяк, притворяющийся спящим?

Я наклонился, ухватил мужика за ворот.

– Это ты со мной говорил?!

– Что-о… – Дыхнул перегаром толстяк. – Ты чего, паря?

Голос у него оказался пронзительный, почти фальцет.

– Ничего, – я выпустил ворот, брезгливо отряхнул руки.

И за что мне такое? Что у меня с головой?! Что, черт побери, вообще происходит, если стойкий профи не может выполнить заказ по такому простому объекту?!

А на выходе из метрополитена меня обругала странная тетка.

– Таких, как вы, молодой человек, – выкрикнула она, – надо изолировать от общества и лечить электрошоком!

Ошарашенный неожиданным нападением, я даже не нашелся, что ответить. Пробежал мимо, трогая ушибленную физиономию. А после долго думал, с чего это тетка на меня взъелась. Пришел к неутешительным выводам – со мной что-то не так. Стоит задуматься, если случайные прохожие на тебя кидаются с подобными заявлениями.

«На тебе печать зла, – шепнул тот же злополучный голос за левом плечом, – некоторые это чувствуют!»

На сей раз, я даже оборачиваться не стал, только ударил себя кулаком в лоб – может, мозги встряхнуться и встанут на место. Не помогло. До самого подъезда меня преследовали тени, перебегали дорогу черные кошки, и голос вкрадчиво шептал в уши, что я все делаю правильно.

Вечером включил телевизор: посмотреть новости, послушать любимого психолога. И сразу наткнулся на репортаж: «Силами сотрудников милиции обезврежено самодельное взрывное устройство…» Показали Андрея Счастливцева. Он невыразительно поведал, что, дескать, старый автомобиль сразу привлек его внимание, чем-то показался ему подозрительным, и он решил проверить жестянку на предмет взрывных устройств – под капотом нашел бомбу, вызвал саперов. Потом большой начальник, хлопая проницательного сотрудника по плечу, сообщил, что принято решение о предоставлении Андрея Счастливцева к награде, медали «За отличие в службе».

Нервы у меня совсем расшалились. Вытянул руку – дрожит. Никогда раньше за собой такого не замечал. Таблеткам я не доверял. Но есть же народное средство борьбы со стрессом. Правда, пить я себе всегда запрещал. Но это тот самый случай, когда стоит нарушить правила.

Побежал в ближайший гастроном. По закону подлости, все магазины в округе оказались закрыты. Какой-то невзрачный субъект, чье лицо я не запомнил, продал мне на углу шесть бутылок портвейна номер «13». Никогда не пил портвейн. А этот неожиданно хорошо пошел. Посидел, почёкался с собственным отражением, не только нервы подлечил, но и уважил известную рассейскую традицию: по любому важному поводу обязательно надо выпить – и тогда все сложится, все уладится, все пойдет, как по писаному. С непривычки надрался так, что стены закачались, и пол заплясал. А в результате, вместо спасительного успокоения меня охватил необъяснимый страх. Да еще стало казаться, будто за мной кто-то неустанно следит. Я услышал в коридоре подозрительные шорохи. Подошел к входной двери, припал к глазку. А там… толпа. Все, кого я убил за долгие годы своей кровавой карьеры. Стоят с серыми лицами, смотрят, ждут чего-то. И среди них Кристина…

Я очень постарался стереть все воспоминания об этой девушке. Слишком больно было думать о ней. Ясное дело, она мне привиделась. С чего бы ей заявляться ко мне в компании мертвецов. Ее-то я не убивал. Жива-живёхонька. Скорее всего…

Наверное, когда сходишь с ума, все, что накопилось в сознании, проецируется в реальность вполне зримыми галлюцинациями. Если бы это была прежняя Кристина, я бы, может, и обрадовался такому приятному, хоть и иллюзорному гостю, но эта девушка разительно отличалась от той, что я знал. Злое лицо, тонкие губы, и волосы оттенка воронова крыла. При мне они были каштановыми. И глаза у той, моей, Кристины были добрые, даже ласковые. Особенно поначалу, когда наши отношения только начинались.

– Пошли прочь! – выкрикнул я, испытывая состояние близкое к истерике. Отшатнулся. Сейчас бы пулемет. Я бы открыл дверь и всех покосил. Только вот беда. Они же уже мертвы. Что толку всаживать в них пули, если не можешь причинить им никакого вреда. Пьяный бред, осознал я…

Когда первоначальная паника немного отступила, я осторожно подкрался к двери, боялся, что ее вот-вот вышибут, выглянул в глазок. Мертвецы никуда не убрались, только придвинулись еще ближе, прямо к дермантину, и тяжело дышали, вывалив синие языки. А впереди всех мой самый первый, с окровавленной грудиной, пробитой пулей. А в глазах такая вселенская тоска, что, кажется, сейчас завоет. И слезы по щекам все текут и текут. Шепчет: «О душе твоей загубленной плачу».

Тут у меня совсем нервы сдали. Я ринулся к столику, где стояла полупустая бутылка, налил полный стакан портвейна до краев и залпом выпил. Прислушался к ощущениям к себе. Сначала ничего не происходило. Потом комната качнулась, поплыла, в зеркале возникло мое отражение, погрозило пальчиком. Все остальное помню, как в тумане…

Внезапно с грохотом распахивается входная дверь, слетает с петель, и мертвецы, сохраняя тягостное молчание, бредут ко мне. И, не дойдя всего пары шагов, рассыпаются в прах. Потом начинает раскачиваться абажур под потолком, отбрасывая причудливую тень на стену. Тень эта обрисовывает очертания крылатой фигуры с мечом…

Комната завертелась, будто я сидел в кабине аттракциона из Парка Горького, я почувствовал, что падаю… падаю… падаю… и мир померк.

Мне снился блок-пост и самоуверенный дедушка по имени Ваня, которому я чем-то не угодил. Я потом забил его камнем, когда пошли в ближайший кишлак за спичками, и сбросил в обрыв. Руки тряслись несколько дней. Все казалось, дознаются. Не дознались. Через неделю почти весь блок-пост расстреляли боевики. А тех, кто выжил, командование вывезло, поспешно наградило и комиссовало из доблестных вооруженных сил.

Сон вышел однообразным. Ваня стоял за дверью и следом за убитым боевиком как заведенный повторял: «О душе твоей загубленной плачу… О душе твоей загубленной плачу… О душе твоей загубленной плачу».