Ольга Погодина - Небесное испытание

Не этого он тогда ожидал, не этого. Хотя если спросить, а чего же именно, Горхон бы не смог ответить что-то определенное. Ему просто, как ребенку, вдруг захотелось обрести над ней власть.

Он обрел ее. Его не зря прозвали цепким. Он кое-что шепнул ей на ухо во время Бон – Дня Ста Восьми Печалей, который празднуют в Ургахе в конце весны. Кое-что, что он узнал, погрузив волос, найденный на ее подушке, в некий магический раствор. Он с удовольствием смотрел, как бледнеет ее лицо.

– Чего ты хочешь? – прямо спросила она его тогда. Холодная, блестящая, несгибаемая, как княжеский клинок. Горхон тоже не стал церемониться и объяснил это ей грубо и недвусмысленно. Что он с ней хочет сделать. И где.

Как он и ожидал, первую атаку княжна выдержала достойно. Смерила его взглядом, тонко усмехнулась и удалилась, ни слова не сказав. Горхон не торопился. Ему нравилось дразнить ее. Умело манипулируя Ригванапади, которому он внушил мысль, что Ицхаль, напротив, следует приблизить к себе, чтобы отбить у заговорщиков охоту обращаться к ней, Горхон получил великолепную возможность наблюдать за ее скрытой яростью. Давно он уже не получал такого изысканного интеллектуального наслаждения. Ригванапади, раз за разом вызывая ее во дворец, сам толком не знал, о чем же с ней разговаривать, и эту функцию взял на себя Горхон – жрец вполне владел искусством сплести тонкую паутину из вроде бы случайно оброненных слов, полунамеков, полуугроз, чтобы даже совершенно непричастный человек почувствовал бы себя в опасности. Что же говорить о ней, с самого детства привыкшей опасаться предательства?

Ее выдержка была великолепна. Горхон даже не знал, что больше ему нравится – дразнить ее или ею любоваться. Он испытывал возбуждение особого рода, точно охотник, который подкрадывается к особой, редкой и опасной добыче. Шутить с княжной Ургаха и считать, что все обойдется, право, было бы неразумно. Но привкус опасности щекотал нервы почище, чем танцы молоденьких рабынь.

Потом она как будто успокоилась. Смирилась. Ушла в себя, отвечала односложно, глядя прямо сквозь него. Это тоже способ защиты в числе прочего. Горхон почувствовал, что удовольствие ускользает от него, и решил перейти к действиям. Он попросту пришел к ней, взобравшись по балкону, мимо всех ее прислужниц. Как-никак, тренировки оставляли его тело достаточно сильным для такого мальчишества.

Ицхаль не сопротивлялась. Ему хотелось увидеть следы страсти на ее лице, но оно было холодным и спокойным. Это злило его.

Кроме своих любовных дел, он в эту весну еще много чем занимался. По очереди наведался ко всем главам основных школ. И даже нескольких второстепенных. Бросал намеки. Смотрел на реакцию. Ощупывал комнаты хищным взглядом. Но никакого следа того, что он искал, не находилось. Оставалось немного: с помощью Ицхаль или без нее проникнуть в закрома школы Гарда. Так что его интерес в любом случае удваивался.

Кроме всего прочего, князь требовал все больше внимания. Приходилось часами заседать с ним, выслушивая донесения шпионов, а они были тревожными: действительно что-то происходило в северных степях, и это что-то не походило на привычные склоки между родами или набеги ради табуна кобылиц. В числе других тревожащих вестей были и донесения о двух белоголовых чужаках, подбивающих к войне.

Князь волновался. Тогда они с Горхоном вспомнили о дипломатических играх со Срединной империей, которые вели годами. Опираясь на неосторожные слова предыдущего послания императора, они составили свое и отослали его. Если действительно северные варвары объединятся (что маловероятно, но такую возможность не следует исключать полностью), сил Ургаха может оказаться недостаточно. Император не пошлет им сюда большую армию – его силы распылены незакончившейся войной на юге, а если пришлет небольшой отряд, его можно будет использовать на передовой, не тратя собственные ресурсы.

Над Ургахом повисала атмосфера грядущей войны. Войны победоносной. Ригванапади усилил караулы и сторожевые и сигнальные башни на границах. Курьеры засновали туда-сюда, передавая донесения об укреплении окраинных крепостей. Заказ на оружие вырос втрое. Проводились смотры. Монахи боевых школ высылались в гарнизоны для обучения.

Ургах скалил зубы, точно медведь, которого нечаянно пробудили из зимней спячки. Горхон в этой неожиданной суете и сам чувствовал, как в нем возрождается забытое удовольствие жить, словно он вдруг стал просыпаться от долгого мутного сна. А тут еще эта пикантная интрижка с княжной… Ее убьют позорной и мучительной смертью, если узнают. Жриц, нарушивших обет, подвешивали в клетке на центральной площади умирать от голода и жажды – страшная смерть и вовсе немилосердная, однако одна из самых распространенных казней для духовных лиц ввиду запрета на их прямое убийство. Она пошла на это ради безопасности своего потерянного сына. Конечно. На это он и рассчитывал. Он чувствовал бурлящие в ней чувства, словно проблеск лавы в спящем вулкане. Это завораживало.

– Хотелось бы побольше… гм… нежности, княжна, – промурлыкал он ехидно. – В конце концов, ты столь долго… воздерживалась.

Ноздри Ицхаль слегка дрогнули.

– Полагаю, нежность ты найдешь у своих шлюх, – невозмутимо сказала она. – Мне пока незачем притворяться.

– Конечно, нет! – Горхон улыбался. – Ведь, я надеюсь, интерес у нас обоюдный.

Ицхаль одарила его взглядом, способным расплавить стену.

Горхон ухмыльнулся совершенно не похожей на него улыбкой. Его все это определенно… бодрит.

Ладно, пускай думает, что получил над ней власть. В середине лета Ицхаль, уже потерявшая всякую надежду, получила известие, от которого все в ней перевернулось. Элира нашла его! Живого! Ее сын действительно жив, и это не было ошибкой, ночным мороком или болезненной фантазией сновидицы – у многих из них сбывались далеко не все сновидения. Ей также с величайшими предосторожностями все же удалось передать через настоятельницу степного монастыря известие для нее – не покидать степей, следовать за Илуге и охранять его. По крайней мере до того момента, пока она не разберется с Горхоном, который преследовал ее.

С некоторых пор она тщательно контролировала себя, свои мысли. Особенно тщательно, если это касалось ее брата или Горхона. До недавнего времени она бы яростно призывала все несчастья на их головы. Но не теперь, после того, что ей сказала Мха Грома.

Сначала Ицхаль попросту не поверила старухе. Потом – поверила. Еще потом, после того, как она вернулась и ее жизнь вошла в обычную колею, все произошедшее ей показалось сказкой, рассказанной на ночь. Однако следом пришли воспоминания о сотнях совпадений. Об окне, закрывавшемся в тот момент, когда ей этого хотелось. О том, что у нее всегда был дар находить потерянные вещи. И еще… о многом.