Виктория Шавина - Дорога в небо

Человек заговорил о чём-то, полковник ему ответил. Весен негромко, мягко рассмеялся, довольный. У него хватило такта не задерживать собеседника. И всё же в длинном пожелании благоволения Дэсмэр, девушке почудилось нежелание прощаться.

Карета развернулась и полетела назад, лихо шлёпали лапы динозавров. Полковник, не торопясь, поплыл к металлическим воротам. Марлиз шагнула к нему навстречу:

— Облачного дня! Их сейчас не откроют — сказали через проходную.

— Кто сказал? — осведомился Сюрфюс, повернув к ней.

— Майору Марлиз-Чен из Кел — стража, а тем, по их выражению, новые хозяева.

Сил'ан не стал это комментировать и всё так же степенно направился к маленькому одноэтажному каменному дому, похожему на приплюснутый кубик. Из его боковой стены крылом разворачивалась левая створка ворот. Массивная плита, служившая дверью, ушла в стену, отвечая на прикосновение пальцев. Два невыспавшихся хмурых солдата подняли головы и втянули животы, изобразив тем самым стойку «смирно».

— Откуда эти увальни? — спросил полковник, когда миновали проходную.

Девушка, сама не понимая зачем, сотворила недоумённый жест, но ответила чётко:

— Нас сменил пехотный полк. «Новые хозяева» нашли прежние меры обеспечения безопасности неудовлетворительными. У них распоряжение за подписью начальника авиации. Их начштаба уже спрашивал Марлиз-Чен, что тебя задержало.

— Печатный станок.

Девушка недоверчиво улыбнулась, пытаясь понять шутку. Сюрфюс посмотрел в её сторону:

— Не для денег, а, вряд ли поверишь, для книг. Что стало бы тогда с архитектурой?

— Что? — Марлиз надеялась на подсказку, которая могла бы вывести её к свету понимания.

— Это убьёт то, — полковник, судя по тону, повторил чью-то мысль и пояснил. — У людей есть легенда о человеке, который придумал знаками записывать слова. Он с гордостью сказал местному владыке: «Это поможет людям помнить то, что иначе кануло бы в реку времени». Правитель не был рад и так ответил на похвальбу: «Память — дивный дар, её надо постоянно поддерживать. Из-за твоего изобретения она испортится у людей. Они будут вспоминать не благодаря внутреннему усилию, а благодаря внешней поддержке», — Сюрфюс замолк, отвлекшись на какую-то мысль, потом негромко заметил: — У нас не было письменности, мы и сейчас едва ли нуждаемся в ней. Никто не доверяет фээру пергаменту. И всё же мы создали униле, когда люди пожелали изъясняться на нашем языке не только лишь устно.

— О, — тихо рассмеялась Марлиз, — вот почему не найдёшь и трёх слов, в которых те же знаки читались бы одинаково.

— Преувеличение, — благосклонно отметил полковник, возвращаясь к прежней теме. — Чтобы выразить идею в камне, требуются десятки, а то и сотня лет. На стороне книг и так преимущество подвижности. Если копий каждой из них немного, они не угрожают архитектуре, — он выдержал паузу, прежде чем подвести черту: — К счастью, книгопечатного станка в Весне уже не будет.

Оба свернули на аккуратную, окаймлённую цветами дорожку к длинному дому, окна которого по традиции Гаэл были обведены белыми прямоугольниками. Неподалёку двое солдат под наблюдением жреца Богини плодородия рыхлили землю для новой клумбы. Ещё один пехотинец прошёл мимо с холщовым мешком в руках.

— Так ты что-нибудь узнала о Коздеме? — проводив его взглядом, спросил полковник.

— Мало, — призналась Марлиз. — Глухое место на севере зоны почти у самого Кольца рек, в регионе Фориль. Дядя Марлиз-Чен там служит — комендантом института. Он квинтен-командир. Говорит, от института осталось только название и несколько сотрудников — хорошие люди. А чтобы окрест какая-нибудь часть располагалась, этого он, говорит, не застал, но могут помнить старожилы. Дядя спросит.

На маленьком алтаре курились благовония. В роскошном доме ими пропахло всё, даже тело хозяйки. Ласково мерцали десятки свеч, негромко звенели серебряные нити, пронизывавшие ткань занавесей, розовую и белую, лёгкую словно паутинка. Ведьма откинулась на подушки, утомлённая и довольная. Её тёмная кожа блестела от пота, полная грудь высоко вздымалась.

Хин повернулся на бок, приподнялся на локте. Женщина, лежавшая рядом на шёлковом ложе, могла сравниться с богинями. Именно так изображали их скульпторы и живописцы, выбирая самые величественные из человеческих лиц, самые совершенные из тел. С отрешённым видом молодой мужчина наблюдал, как морок теней преображает лицо ведьмы. То на нём отражалась затаённая, недобрая мысль, то сообразительность дельца, то презрение и цинизм, жадность и зависть. Парка никогда не затевала бесед по душам, исповедь считала пошлостью, и Хин догадался сам, что именно ведьма не в силах была простить ни богам, ни людям.

— Хороша? — насмешливый голос ведьмы прервал мысли Хина.

Женщина открыла глаза, грациозно потянулась, лениво придвинулась ближе.

— Знаешь, почему я осела в Лете? — она заглянула в озорные синие глаза.

Хин улыбнулся, его тело вздрогнуло от беззвучного смеха.

— Мужчины, — заявил он, не раздумывая.

— Воины, — со значением поправила Парка, провела ладонью по предплечью любовника, коснулась губами его груди. — Крепкое, выносливое, сильное тело. Осены жирные. А у весенов кожа мягкая, словно у женщин.

Хин не ответил. Он любил слушать её сердитый голос — тот звучал безобидно, почти наивно. Какое-то время оба молчали, затем Парка тихонько вздохнула, высвободилась из объятий, набросила полупрозрачный халат.

Молодой мужчина, прежде чем одеваться, искупался в бассейне с холодной проточной водой. Ведьма дожидалась в гостиной, являя собой воплощение соблазнительной небрежности. Она читала книгу и сообщила, не поднимая глаз:

— Песок в чашке.

Хин посмотрел на низкий стол из дымчатого стекла, поставил под ним пару зелёных толстых свеч. Женщина отложила книгу и подошла ближе, прищурилась с любопытством.

— Ты случайно не заделался шаманом? — съязвила она.

— Нужна светлая поверхность, — объяснил Хин. — Так получается красивей.

— О! — ведьма недоумённо повела плечами.

Уан опустился на колени, набрал горсть песка и высыпал его на стол. Не заметив особенной красоты в получившейся тёмной горке, Парка скептически фыркнула. Молодой мужчина с хитрой улыбкой поддразнил её, выполнив над горкой таинственные пассы руками, затем указательными пальцами очистил центр от песка. Парка хмыкнула, глядя на светлое пятно неправильной формы, оно напомнило ей бабочку. Хин насыпал у ближнего края стола ещё песка, провёл ребром ладони, и тёмные, извилистые линии потянулись вверх. Руки двигались плавно и неторопливо, а картина изменялась на глазах: выросло дерево, рядом с ним, белоснежные, появились силуэты мужчины и женщины. Небрежно рассыпанный песок превратился в реку, полную диковинных рыб. Водоросли покрыли дно, показалось лицо русалки, и вот уже рука стёрла подводный мир, отбросив песок вправо. На краю обрыва выросло знакомое любому жителю Лета дерево с перистой пышной кроной, а небо оживили чёрные галочки птиц. В тени присел, повернувшись к миру спиной, человек.