Наталия Шитова - Уникум

— Скоро обед, — сообщила женщина, убрав судно обратно. — Ты, конечно, еще не едок, но я все же принесу тебе кое-что… Будешь сил набираться по всем правилам, а то мне от доктора влетит…

«Что же еще она вздумает учинить надо мной в благодарность за щедрые деньги Осташова?» — с тоской подумал Родион. Навязчивый сервис начал ему надоедать. Ему захотелось, чтобы заботливая бабушка оставила его в покое, и чем раньше, тем лучше.

Женщина закончила возню в палате, остановилась у койки и застыла, стиснув ладони у полной груди. Родион поймал на себе ее умильно-жалостливый взгляд и с досадой отвернулся к окну.

— Нельзя так хандрить, сынок, нельзя, милый, — с упреком проговорила медсестра.

Помолчав с полминуты, она заговорила снова, и в голосе ее появились заговорщицкие нотки:

— К тебе тут еще гость пожаловал…

Родион повернулся к ней. Лицо женщины приняло загадочное выражение:

— Не хотела я тебе говорить, да и гостя хотела спровадить, потому что доктор строго запретил пускать к тебе… Но я уж нарушу, возьму грех на душу. Такой гость кому хочешь настроение поднимет…

— Да что за гость? — встревожился Родион.

— Увидишь… — улыбнулась медсестра. — Сейчас проведу…

Она ушла, и минуты через три в дверь просочилась высокая тонкая женская фигурка. Девушка в брюках и наброшенном на беленький свитер больничном халатике держала в руках объемистый полиэтиленовый пакет. Прежде чем заговорить с Родионом, она задержалась у двери, выглянула в коридор, повертела головой, потом прикрыла дверь и как следует ее подергала.

Девчонку Егора, эту несносную глазастую пигалицу, Родион узнал по одному лишь силуэту.

— Привет, я к тебе, — произнесла она скороговоркой, подошла к кровати, поставила рядом пакет и оперлась руками о никелированную спинку.

— Да уж вижу, что ко мне… — отозвался Родион, невольно отстраняясь.

— Тебя мне и не хватало. Как это ты, интересно, сможешь поправить мне настроение, если ты мне его портила изо всех сил?

Юлька нахмурилась и спросила деловито:

— Ты как, ходить можешь?

— Ходи-ить? Может быть, тебе сплясать? — проворчал Родион. — Мне вот давеча пописать в уточку предлагали, а ты — «ходить»!

— Да-а, — недовольно надула губки девчонка, разглядывая Родиона со всех сторон. — А если серьезно? Ты как, встать можешь?

— Еще не пробовал. А тебе-то что за дело? — рассердился Родион. — Вам с Егоркой развлечься больше нечем?!

— Слушай, недотрога! Мне некогда с тобой собачиться! — Юлька повысила голос, и Родион замолчал.

Тратить время и силы на ругань было и вправду глупо. Родион решил, что если она будет продолжать в таком духе, надо будет просто нажать на тревожную кнопку, а потом посмотреть, как бравые санитары будут выводить ее под белы руки. Это будет смешнее и проще, чем самому напрягаться и выдувать ее вон из палаты…

— Ты о чем задумался, лунатик? — раздался над Родионом строгий голос Юльки. — Ну-ка, соберись! Я тут принесла белье и кое-какую одежду. Ты должен одеться и драпать отсюда поскорее…

— А шнурки тебе не выгладить? — опешил Родион. Драпать из больницы он не собирался. В теперешнем своем положении он находил мало удовольствия, но здоровым себя не чувствовал, и убегать из лечебного учреждения было рановато.

Юлька, не обращая внимания на растерянные шутки прикованного к койке больного, наклонилась, взяла свой пакет и вытряхнула его содержимое прямо на одеяло Родиона.

— Да что ты тут вытворяешь?! Позови-ка лучше Стража! — потребовал

Родион. — Хочу в его ясные очи взглянуть и сказать кое-что по-родственному!

— Страж не придет, — отрезала Юлька. Поведя рукой над ворохом тряпок, она повелительно приказала: — Одевайся. И как хочешь, ползком, на костылях, на карачках, но ты уйдешь со мной из этой чертовой больницы прямо сейчас, или будет поздно!

— Что будет поздно?! — заорал Родион. — Черт тебя побери! Где Егор?!

— Егор попал в беду, — коротко ответила она. — В серьезную, большую беду. Если ты останешься здесь, ему будет уже не помочь…

У Родиона на языке вертелись крайне нецензурные реплики, одна злобнее другой, но сдержали его не столько остатки интеллигентского воспитания, сколько тревожные искорки в блестящих глазищах Юльки и ее нетерпеливо закушенные губы.

— Что с братом? — рявкнул Родион. — Быстро, ну?!

— Егор вчера пришил Кошарского, — проговорила Юлька. — А что с ним теперь — попробуй догадаться…

— Ты что, бредишь? — Родион сел на койке. Он едва не вскочил с нее совсем, но его вовремя остановила мысль о том, что придется светить перед девушкой голым задом. — Рассказывай сказки кому-нибудь другому…

— Егор вчера был в Гильдии, — сквозь зубы процедила Юлька. — Он все хотел разобраться с ними, отомстить за тебя… — она запнулась, на глаза ее вдруг навернулись слезы, и она закричала, всхлипывая, как обиженный ребенок: — Дурак ты! Хлопнул он Кошарского, понимаешь?! Из-за тебя, фокусник чертов!!! Разве ты не знаешь, что Егорка, как ненормальный, на все готов ради тебя?!..

Она полезла в задний карман брюк, вытащила сложенный в несколько раз газетный лист и запустила им в Родиона:

— На, убедись, придурок!..

Юлька перестала орать так же внезапно, как и начала, резко отвернулась, и, звучно шмыгая носом, принялась вытирать лицо широкой полой больничного халата, злобно бормоча:

— Что с ним будет из-за тебя? Волшебник недорезанный…

Родион развернул газетный лист.

«Вчера после полудня… в своем рабочем кабинете… убит с особой жестокостью… почетный гражданин… знаменитый на всю страну психотерапевт и целитель Джан Серафимович Кошарский… Среди вероятных причин происшедшего называют… обострение внутренних противоречий и конкуренции в среде… Правоохранительными органами разыскивается подозреваемый в преступлении Егор Березин шестьдесят девятого года рождения, брат знаменитого петербургского экстрасенса и телекинетика Родиона Березина…»

— А, ч-ч-черт! — прошипел Родион и швырнул газетенку Юльке.

Она вдруг снова жалобно заплакала, закрыв лицо локтем.

Похоже было, что по больнице гуляли слухи не только о болезни Родиона, но и о смерти Кошарского тоже. Добрая медсестра тоже была в курсе газетных версий, поэтому и ворковала, отводя взгляд.

Родион развернулся и спустил ноги с койки.

— Не оборачивайся! — коротко приказал он.

Стараясь не обращать внимания на шум в ушах и дрожь в коленях, Родион принялся разгребать кучу тряпок на одеяле.

Одеть на себя что-либо подобное для Родиона было низшей точкой падения.

Семейные трусы в огурцах, майка, короткие носки, ношенные кроссовки размера на два больше, чем надо, твидовые серые брюки, рыхлый свитер ручной вязки и потертая на швах джинсовая куртка. Все вещи были в неоднократном употреблении, правда, кто-то их все же постирал и вычистил.