Дэниел Абрахам - Тень среди лета

Тахи тихо окликнул Милу и кивнул на дая-кво. Старик сидел едва дыша, сложив руки в позе глубокого сожаления.

Подобно тому, как облик холодного края определяли башни Мати, символом и средоточием жизни летних городов была набережная Сарайкета. В чистые воды залива выдавались длинные пирсы, к которым приставали суда из других портовых городов Хайема: Нантани, Ялакета, Чабури-Тана. Попадались среди них и низкие плоскодонки из Западных земель, и высокие парусники гальтов с такой густой оснасткой, что порой казалось, будто это не корабли, а плавучие прачечные. По всему протяжению набережной стояли прилавки торговцев со всех краев земли, украшенные разноцветными флагами и вывесками, а их хозяева зазывали прохожих, перекрикивая гомон чаек и шум прибоя. В жарком, душном воздухе звучала дюжина языков, сотня наречий, говоров и жаргонов. Амат Кяан знала их все.

Старшая распорядительница Гальтского Дома Вилсинов прокладывала себе путь в толпе, опираясь на трость, хотя ее шаг был и без того верен. Ей нравилось слушать, как сталкиваются и несутся друг другу вслед, словно дети, играющие в салки, разные грамматики и лексиконы. Она знала, что и как говорить — в этом была ее сила. Именно этот талант возвысил ее из бедных переписчиц до той, кем она стала, и теперь Амат, одевшись в цвета уважаемой, хотя и чужой страны, пробиралась сквозь массу тел и тюков хлопка на встречу с начальством. Правда, попасть в любимые бани Марчата Вилсина можно было более тихой дорогой, но она, выходя из дома, неизменно шла через набережную. В конце концов побережье — символ и гордость ее города.

Она задержалась на площади у перекрестка, откуда начиналась Нантань — широкая, мощеная улица, отмечавшая западную границу складского квартала. Древняя бронзовая статуя Сиана Сё — последнего великого императора — стояла там, устремив взгляд за море, словно в память о погибшей Империи, которая за восемь поколений сравнялась с землей и поросла быльем, за исключением городов Хайема, куда не добрались война и разруха.

У подножия памятника сновали на солнцепеке голые по пояс молодые рабочие, толкая телеги, груженые белыми промасленными мешками. Одни смеялись, другие покрикивали на остальных, третьи трудились с убийственной серьезностью. Кто-то из них решил подработать, иных прислала гильдия или отдельные торговцы по договору, но все они были прекрасны, даже самые толстые и неуклюжие. Их красила юность.

Перекаты мышц под кожей завораживали больше, чем самые тонкие и дорогие одежды хайема — быть может, потому, что никто ими не любовался нарочно. Интересно, догадывались ли они, что старуха-чиновница украдкой на них смотрит, делая вид, что отдыхает по дороге на совещание? Почти наверняка. Милые тщеславцы. Амат вздохнула, подняла трость и зашагала дальше.

Когда она добралась, куда шла, солнце встало еще на пол-ладони. Бани располагались на суше, тяготея к берегам Киита и акведукам. Марчат Вилсин предпочитал те, что поменьше. Амат бывала там довольно часто, так что стража знала ее в лицо и при встрече склонялась в неловких приветственных позах. Амат часто думала, что Вилсин-тя намеренно ходит сюда затем, чтобы забыть собственные языковые трудности. Она быстро изобразила приветствие и прошла внутрь.

Работать на иностранцев всегда было непросто. Перевод документов и соглашений составлял лишь малую долю этого труда. Гальты слыли народом умелым, воинственным и удачливым в сражениях. Их владения были столь же обширны и плодородны, как владения Империи времен расцвета. Гальты внушали соседям уважение и страх. Нередко они навязывали соглашения силой: грозили вторжением или запретом на ввоз товаров, если переговоры шли не так, как им хотелось бы. Лишь в городах Хайема гальты отступали от своих привычек. Послать боевой корабль в Бакту или войска в Эдденси они могли, но когда дело касалось дипломатии, терялись. Несмотря на всю свою мощь, перед андатами гальты были вынуждены отступить. Марчат Вилсин достаточно прожил в Сарайкете и свыкся с этой оплеухой гальтскому высокомерию. Раз так, можно было потерпеть его маленькие прихоти — например, привычку вести дела в банях.

Внутри было прохладнее, да и резные ставни на окнах пропускали ветерок с кедровым ароматом. От мозаичных потолков и стен эхом отражались голоса. В общем зале кто-то пел — повсюду проникал звонкий мужской голос. Амат зашла в женскую половину, выскользнула из платья и сняла сандалии. Прохлада приятно освежала кожу. Амат выпила студеной воды, зачерпнув из широкой каменной чаши, и нагишом, как и все здесь, прошла мимо бассейна, где плескались купальщики обоего пола, к частным помещениям. Марчат Вилсин обыкновенно занимал угловую парную, где были не так слышны смех и гомон других посетителей.

— Как можно жить в таком пекле? — буркнул Вилсин-тя, едва Амат вошла в комнату. Он полулежал по шерстистую грудь в воде. С их первой встречи у него изрядно прибавилось седины в волосах, да и сам он пополнел. — Как под горячим полотенцем.

— Только летом, — сказала Амат, откладывая трость и осторожно погружаясь в воду. Плавучий поднос с чайными чашками качнулся, но ничего не пролилось. — Будь мы чуть севернее, ты бы всю зиму жаловался на холод.

— Хоть какое-то разнообразие.

Вилсин поднял из воды розовую, сморщенную от купания руку и подтолкнул Амат поднос. Чай был свежим, приправленным мятой, вода — прохладной. Амат откинулась на край бассейна.

— Ну, что нового? — спросил Марчат, завершая тем самым утренний ритуал.

Амат отчиталась. Дела шли неплохо. Корабли с хлопком-сырцом из Эдденси стояли в порту на разгрузке. Контракты с ткачами были почти подписаны, хотя кое-какие неточности в переводе с гальтского на хайятский еще требовали доработки. Из плохих вестей: урожай с северных полей задерживался.

— К встрече с андатом успеют?

Амат еще раз отпила чай, прежде чем ответить.

— Нет.

Марчат шепотом выругался.

— Эденсийцы, считай, все прислали, а наш собственный хлопок до сих пор на корню?

— Как будто так.

— Сколько не хватает до полной загрузки?

— Одной десятой.

Марчат нахмурился и поднял глаза к потолку, подсчитывая невидимые цифры, читая пустоту, как книгу. После недолгого молчания он вздохнул.

— А нет ли возможности обратиться с этим к хаю? Обсудить еще раз условия…

— Нет.

Марчат фыркнул с досады.

— Вот за что я не люблю Хайем! Будь мы сейчас в Бакте или Эймоне, все еще можно было бы переиначить.

— Да, потому что за стеной стояли бы гальтские воины, — сухо парировала Амат.

— Вот именно. Тогда время бы сразу нашлось. Проверь — может, у кого из других домов склады перегружены?

— У Чадхами, знаю, есть излишек хлопка. К тому же Тиян и Яанани обхаживают одного западника. Кто успеет раньше — тот и перетянет купца на себя. Можем продать им свою очередь к андату, а сами пойдем потом, когда наш товар подоспеет.