Александр Байбородин - Урук-хай, или Путешествие Туда…

– Нет, – рассмеялся Гхажш. – Тролли – это оло-гхай. Они сами по себе. У них городов нет, вообще, селений нет. Дикарями живут. А огхры, они такие же гхай, как я, только работа у них другая. Сейчас сам всё увидишь. Вон, уже пруд виден. Слышишь?

Впереди, действительно, синела гладь пруда, а в воздухе катился тот самый звук, что до сих пор приходил лишь по земле. Звук удара огромного молота.

Туман над болотами бывает красив. В свете луны он стелется разноцветными гибкими прядями: то нежно-зеленоватыми, то сиреневыми, а иногда просто белёсыми. Эти цвета не перемешиваются, но дробятся на множество маленьких прядок, сплетаются между собой, и образуются жгуты и комки совершенно невообразимой, неописуемой расцветки. И всё это цветастое великолепие скручивается в медленные, еле движущиеся, вихри, пляшет тягучие коленца над бурой трясиной и завораживает до полного оцепенения.

Туман над болотами бывает красив. Особенно, когда сидишь от него в полусотне шагов на расстеленном буургха и обнимаешь девичьи плечи, горячие даже под платьем. Когда стоит чуть повернуть лицо, и твои губы радостно встретят губы девушки, то мягкие и покорные, то жадные и требовательные.

Больше я не буду об этом говорить. Есть вещи, о которых мужчина должен помалкивать. Некоторые тайны должны оставаться тайнами, даже если о них знают все.

Тем более что это было уже поздним вечером или ранней ночью, как угодно. А до того был долгий и суматошный день, наполненный множеством совсем иных впечатлений.

Молот огхров был, действительно, огромен. Рукоять у него была толще обхвата моих рук, а сколько весил насаженный на неё боёк, – длиннее моего роста и шириной, в половину размаха рук, – я даже приблизительно сказать не могу. Наковальня была под стать молоту: низкая, в полроста, прямоугольная гранитная глыба, накрытая железной столешницей, в локоть толщиной.

Будь я эльфом, я бы сравнил это помещение, наполненное раскалённым воздухом, мелькающими отблесками багрового пламени, запахами железной окалины, угольного дыма и потных тел, с подземельями Удуна. Если бы я был гномом, то, наверное, вспомнил бы о кузнице Первокователя Ауле. Но я не эльф и не гном, первое, что пришло мне в голову – это сравнение с кузницей в Дрягве. Я провёл в ней немало часов, открыв рот, глядя, как ловкие и сильные руки дрягвинского кузнеца превращают косные куски железа в полезные для хозяйства вещицы. Здесь, в мастерской на болотном острове, всё было почти так же. Кроме размеров.

Всё в мастерской огхров было сделано для великанов, не только молот с наковальней. Огромен был кузнечный горн, необъятны двигающиеся, словно сами собой, воздушные мехи, даже кузнечные клещи, и те были больше моего роста, они были подвешены, как коромысло, за середину, на толстенной цепи к потолочной, трехобхватной толщины, балке.

Вот только ни одного великана в ней не было. Народ в мастерской был солидный, кряжистый, но даже на тролля никто не походил ни видом, ни размерами. Скорее уж на нашего дрягвинского кузнеца. Такие же все были сухие, поджарые и мускулистые. В кожаных передниках на полуголых, в капельках пота, телах.

Когда мы с Гхажшем вошли в сложенную из вековых брёвен мастерскую, в которой было жарко, как внутри топящегося камина, на нас никто не обратил внимания. Слишком все были заняты. Из огромного горна извлекали пышущую жаром, раскалённую добела заготовку.

Четверо жилистых уу-гхай подскочили к висящим на цепи клещам, уцепились с двух сторон за рукояти и, развернув клещи к горну, развели их. Заготовка была не меньше меня самого размером, и я подумал, что они не смогут с ней справиться. Но работники, не чинясь, ухватили раскалённую железяку клещами, навалились всем весом на рукояти, и заготовка медленно поднялась над горновым столом и величаво закачалась в воздухе. Без единого мгновения промедления уу-гхай опять развернули клещи, навалились и начали толкать их в сторону молота и наковальни. Цепь, душераздирающе скрипя, скользила по балке, и очень скоро разбрасывающий во все стороны окалину и капающий шлаком железный брус оказался под бойком молота.

Когда заготовка легла на наковальню, стоявший невдалеке невысокий крепыш налёг на какой-то рычаг, и молот рухнул вниз. Низкий гудящий звук разом заполнил всё пространство мастерской, отразился от стен и обнял нас за плечи. Ощущение было как от боевого клича гномов. Сердце сжимало точно так же.

Под ударом исполинской тяжести заготовка разбрызгала в стороны огненные капли шлака и сплющилась. Крепыш у рычага передвинул его в другую сторону, за стеной что-то натужно заскрипело, и молот опять начал подниматься. Работники у клещей поднатужились и повернули заготовку другим боком. Молот обрушился вновь.

Так повторилось раз семь или восемь, а потом огхр у рычага пронзительно свистнул, помахал руками, и железяку, ставшую в два раза меньше, снова поволокли к горну.

Когда из сухого жара мастерской мы вышли на вольный воздух, ощущение было такое, словно из бани попал в ледник. И от всего этого скрипа и грохота уши наложило, как воском. Поэтому я не сразу услышал, что ко мне обращаются. Это был тот самый крепыш, что стоял у рычага, управляя молотом.

«Привет, – крикнул он мне в ухо, видя, что я не расслышал его в первый раз. – Ты Чшаэм, я знаю, а я…» И он произнёс нечто очень длинное и заковыристое. Я потряс головой и попытался повторить, но сломался где-то на третьем слоге. «Никто не может, – довольно рассмеялся крепыш. – Даже он». И ткнул пальцем в Гхажша: «Ты можешь говорить просто „Огхр“, мне это нравится».

Я кивнул. Втроём мы отошли от мастерской и уселись на берегу пруда. Пруд был не очень велик, может быть, чуть побольше, чем мельничный, на Клямке. С того места, где мы сидели, было видно вращающееся мельничное колесо. Наверное, оно и приводило в движение молот и меха горна.

– Слушай, Огхр, – начал Гхажш. – Клинок парню перековать надо. Тяжёл он для него.

– Не могу, – степенно ответил огхр. – Если бы ты мне пятьсот тележных осей заказал, а лучше – тысячу, то сладили бы. А клинок – не могу.

– Да брось ты, – махнул рукой Гхажш. – Дел на полчаса, чего ломаешься?

– Не могу, – повторил огхр. – Здесь же оружие не делают: железо плохое болотное. Делаем всякую дребедень. Оси тележные, засовы, сошники, наплужники, для хозяйства орудия всякие. Оружие не делаем. Это на плато Огхров или в Гхазатбуурз.

– Да какая разница, – изумился Гхажш. – Я же тебя не тысячу клинков прошу сделать. Один перековать. Что у вас тут, ручной кузницы нет?

– Есть. Только толку не будет, – сказал огхр. – Клинок перековывать: это же его отпускать надо, закалку снимать. Потом заново закаливать. А я не знаю, как их на плато Огхров закаливают, у них там свои тайны. Я его перекую, но он железо рубить не будет. После каждого удара щербины на лезвии править придётся. Тебе так надо?