Чайна Мьевиль - Шрам

Мы все знаем, что аванк умирает.

Может, он ищет свой дом. Может, он пытается найти путь в темную вселенную морской воды, откуда мы его выманили. И все это время болезнь его усугубляется, он слабеет, кровь его сгущается, загнивает и сворачивается, его огромные плавники двигаются все медленнее.

Ну да ничего. Мы уже недалеко от границы Скрытого океана. Скоро мы выйдем из него (может, через два—три дня, а то и часа), и нас встретит армадский флот. До этого времени аванк дотянет.

Однако город может остановиться в любой день.

Мы будем застопорены, прикреплены к органическому якорю, к миллионам тонн плоти, гниющей на дне моря.

Пять цепей — значит, нужно будет перерезать пять звеньев. Одно звено — два распила. Каждое звено имеет в ширину много футов, к тому же оно закалено при помощи магии. На это уйдет какое—то время, но в конечном счете эти мили металла одна за другой упадут на дно.

Катастрофа это будет для донных жителей — почище божественного гнева. Тонны металла станут падать, ускоряясь, — четыре, пять миль, — пока не рухнут на илистое дно, не врежутся в твердую подложку. Окажутся на теле бедняги аванка, может, вспорют его и мили аванковых кишок вывернутся в темную жижу.

Может быть, со временем на этом невероятном удобрении разовьются целые экосистемы.

Но нас там уже не будет.

Мы уже к тому времени доберемся до нашего флота, они возьмут нас на буксир, и Армада будет такой, какой и была. Конечно буксиров стало меньше после Кробюзонской войны, но город к тому времени избавится от бессчетных тысяч тонн цепей. Так что вытянут.

Армада будет такой, какой и была.

Назад по Вздувшемуся океану, назад, туда, где густая сеть морских путей, где порты и торговцы. Армадские пираты, много месяцев пытавшиеся отыскать город с помощью странных устройств, снова смогут найти его. Мы вернемся в Господское море, к Гебдомаду, Гнурр—Кетту, каналу Василиска.

Назад к Нью—Кробюзону.

Уже прошло несколько месяцев с того дня, когда исчезла женщина, чьего имени я не знаю. Многое с тех пор переменилось.

Бунтовщики не сумели долго удерживать власть. У них не было ни программы, ни партии. Они были только разрозненными группками, узнавшими, что их обманывают, и не пожелавшими умирать. Они захватили власть, спонтанно учинив скоротечный мятеж, а потом легко отдали ее.

Прошло несколько дней, и снова появился Любовник. Он вышел из «Гранд—Оста» и стал отдавать приказы. Люди были рады выполнить их. Никто на него не в обиде.

Но при всем том он проиграл. И все это знают. Смотрит он рассеянным взглядом, а приказы его какие—то неопределенные. Утер Доул что—то нашептывает ему, и тогда Любовник кивает и отдает какой—нибудь осмысленный приказ — слова Доула исходят из уст Любовника.

Доул не позволит, чтобы это продолжалось. Он наемник — работает за деньги, продает свою преданность. Если он собирается взять бразды правления в свои руки, то вряд ли он хочет чтобы это выглядело так неприкрыто. Если он будет править, то тайно, чтобы пользоваться свободой наемника. Уж что—что, а это я про него поняла.

Не знаю, что с ним произошло, почему он бежит от реальной власти.

Я не знаю человека более сложного или, как я подозреваю, с более трагической судьбой. Его собственная история породила идеи, которые привели всех нас сюда, так далеко от того, что он сам искал в Армаде. Трудно сказать, какие его действия были преднамеренными, а какие — откликом на события. Не могу поверить, что ему нравится, как все идет сейчас, что, глядя на свое положение и на положение Любовника, он кивает и говорит: «Именно этого я и хотел».

Не знаю — он либо контролирует все, либо пребывает в постоянном страхе. Он либо скрупулезнейшим образом спланировал все, либо безысходно ведет нас от кризиса к кризису, не зная, чего хочет, надев на лицо маску бесстрастия.

Любовник безутешно смотрит за горизонт. Хотя под конец эта женщина стала презренной и опасной лгуньей, жалкой она никогда не была, а вот ее бывший любовник стал именно жалким. Думаю, он не переживет случившегося. Может быть, в один прекрасный день он обнаружит, что Доул вовсе не на его стороне. В особенности теперь, когда Бруколак снова правит Сухой осенью.

Что касается гриндилоу, то их видели лишь немногие, а еще меньше людей говорит о них. И только я не могу их забыть.

Ночью я видела Бруколака. Он свободно разгуливает по Армаде.

На коже у него остались ожоги от солнца, и они уже никогда не пройдут. Он теперь какой—то подавленный. Каррианна говорит о нем с некой суровой симпатией. Его подданные поддерживают его, а большинство остальных граждан быстро его простили, даже те, кто в ночь мятежа потерял близких. Ведь в конце концов, он повел своих подручных против Саргановых вод, потому что, как он говорил, мы должны развернуть город. И он был прав, и город развернули.

Сухая осень и Саргановы воды теперь сосуществуют мирно, Каррианна говорит, что Доул по ночам наведывается к Бруколаку на «Юрок».

Я много времени провожу с Каррианной. Она помалкивает о прежних взглядах, о том, что поддерживала Любовников. Почти две недели она вообще почти ни о чем не говорила. Может, ей было стыдно оказаться заодно с женщиной, которая так легко лгала и могла привести нас к гибели.

Именно такова общепринятая версия событий. Мы верим тому, что рассказал вернувшийся Хедригалл. Люди ему поверили и потому повернули город.

Флорин Сак и я… мы с ним встречаемся время от времени. Он снова начал работать под городом. Он никогда не вспоминает о том, как я отвела его в тесную каморку на «Гранд—Осте» и тем самым подвигла всех к мятежу.

Неужели я это сделала?

Неужели я была причиной восстания? Город снова движется на юг, к водам, по которым мы плавали прежде, в места, которые кое—что для меня значат. Неужели все это благодаря мне?

И означает ли это, что я выиграла?

Может быть, у нее все получилось, как она хотела, у той женщины. Может, она сумела заякориться на кромке воды, и опустить в пропасть свое оборудование, и получить оттуда все необходимые ей энергии, и теперь она могущественна, как боги.

А может, она упала в бездну.

А может, и падать—то было некуда.

Хедригалл болен, бредит после всех выпавших на его долю испытаний; он отлеживается где—то в глубинах «Гранд—Оста». Слыша об этом, я думаю: нас обманули.

Та женщина была права. Нас заставили поверить в совершенно невероятный, невозможный случай, в цепочку небывалых совпадений, что, мол, наш Хедригалл бежит, а из соседнего мира выходит другой, его будто бы носит по морю, а потом мы случайно наталкиваемся на него в огромном океане. Нет, нас обманули.

Я помню, как посмотрел на меня Доул.

Он искал меня взглядом на палубе «Гранд—Оста» и нащел. Сказал мне глазами, чтобы я пошла, подслушала и положила этому конец. Он так много сказал мне глазами и так много оставил необъясненным. И так много стало ясно. То, что он сделал Его игры. Его манипуляции.