Наталья Авербух - Последний из Рода

И замираю… Что-то не так… Что-то не правильно…

Зажмуриваюсь, трясу головой… И тишина прорывается, лавиной звуки обрушиваются на меня. Стоны, тихий жалобный плач и мое хриплое дыхание. И вопли прибежавших на шум барышников, зовущих стражу.

Желудок сжимается, завтрак просится наружу…

Я слишком поздно вспомнил, что в моей руке не тупая железяка, а сабля…

Все алое… Все вокруг алое…

Весь мир алый. Алый с золотом… Пламя пожирает все, чем я был. В огне сгорает глупый мальчишка стражник, подкармливающий остатками хлеба живущих под полом крыс, подбиравший нищенок и бродяг и никогда не державший в руках настоящего боевого оружия.

Никогда не убивавший.

— Вставай, — хрипло. Протягиваю руку, помогая ей встать. Она не отвечает, но с земли поднимается. И тут же отдергивает ладошку, перемазанную в крови.

И я смеюсь. Хрипло. Безумно.

Слышишь, Елина Огнь, я выбрал! Я выбрал!

Я сам выбрал!

И будь я проклят!

… ведь я выбрал неправильно…

Стража, прибежавшая на крики, не уволокла нас, как я боялся. Нет, даже благодарность вынесли: эту троицу второй день ловили. Не первой оказалась Нара, только вот за других жертв некому было вступиться. Никто бы и не почесался, но они умудрились принять за бродяжку дочь одного из десятников стражи, возвращавшуюся из бедного квартала, куда ходила к подруге. Одежду позаимствовала у служанки, это ее и сгубило… Вот уже два дня, как вся стража на ушах стояла. Неофициально, конечно… А эти трое идиотов и не знали, какая на них охота развернута. Помогло и то, что я был «из своих», меня признали.

— А ты, Ничейный, что ж не на службе? — спросил один из стражников Торжища, смутно знакомый мне по одному из учений.

— Так перевели меня. До полудня должен выехать… — ответил я, пожимая плечами и озираясь в поисках, обо что бы вытереть клинок.

— Значит, в Управу некогда идти? — чуть нахмурился старший смены. Я виновато кивнул, надеясь, что он войдет в мое положение. Моя квартирка уже продана, сегодня вечером в ней вселится новый жилец.

— Идите, — кивнул он, немного поразмыслив…

И мы пошли…

Уже по дороге я вспомнил, что мой напарник вчера рассказывал о вознаграждении, назначенном за головы убийц… Не этих ли?

Не потому ли меня отпустили, что решили присвоить заслугу себе?

Жаль, но времени выяснять не было. Отпустили — и ладно. А деньги… Деньги теперь есть. На дорогу хватит. Хватит даже на то, чтобы ночевать в придорожных тавернах, а не в лесу, под кустами. Но к обозу прибиться все-таки попытаюсь…

— Ты в порядке? — вспомнил я о девушке. Та сжимала мою руку, сильно, словно стальными тисками, а не тонкими холодными пальцами.

— Ты сделал неправильный выбор, Тиан Берсерк! — говорит она, а по щекам катятся крупные слезы. — Ты сам отказался от мира, отрекся от покоя. И нет тебе пути обратно!

Пораженный ее словами, я застыл, вырвался из ее хватки, положил ладонь на худенькое вздрагивающее плечо и заглянул в заплаканные глаза.

— Они хотели изнасиловать тебя, а потом убить — перерезать глотку. Они заслужили смерть.

Она резко отвернулась. Прядь волос попала в рот. Отплевавшись, она произнесла тихо:

— Лучше бы я умерла… Все, к чему я стремилась, разрушено. У меня ничего не осталось. Никого. — И в тихий, шипящий крик: — Только ты… Только ты и остался… Я ведь тоже… Ничейная. Никому не нужная. Неумеха и бездарь.

Я долго-долго смотрю на нее, потом прижимаю к себе. На нас пялятся, но не подходят. Все торжище уже знает о произошедшем.

— Я не брошу тебя, — и это обещание. — Просто позволь себе в это поверить. Ты больше не одна. Я тебя не оставлю…

Будь ты проклята, Реи'Линэ! Будь ты проклята!

Меня сотрясала крупная дрожь.

Я человек. Я всего лишь человек, у меня смертное тело… женское тело. Обычное женское тело, такое же, как у дочерей Рода. И оно беззащитно.

Тиан весь в крови. Я тоже. Плащ можно выкидывать, платье еще и разорвано. В левой руке он держит саблю, я вцепляюсь в правую.

Что было бы со мной, если бы не Тиан? А он и сам напуган. Смеется, кричит…

Я тоже кричу:

— Он Ринэ, вадэ'али Сид! [6] Он Ринэ, вадэ'али Сид! (ист.) — Чтоб тебя Хаос пожрал, проклятая Княгиня!

Нет. Не слышит. Фейри. Как она могла? Подвергнуть моего человека такому испытанию?! Великая Княгиня. Высшие не знают жалости и сожалений. Нет. Не видать ему мирной жизни. Воин. Великий Воин. Тот Кому Неведом Мир. Он не умрет своей смертью. Не построит дом, не воспитает внуков. Нет. У него не будет могилы, некому будет оплакать его. Нет… Он погибнет в битве, от меча или стрелы. Он падет в бою, и менестрели восславят его имя. Имя Тиана Берсерка — Последнего из Огненного Рода Берсерков. Но мне уже не услышать об этом. Я умру там, с ним… Исчезну… И пронесется над кровавой сечей вопль-крик-стон баньши, чей Род прервался. Плач умирающей баньши.

Выбор сделан, его не изменишь. Мне не надо видеть паутину судеб, чтобы понять это.

— Будь ты проклята… — уже не кричу — шепчу. — Реи'Линэ, Огнь Осенних Костров…

По виду торговца, у него сегодня был особенный день. Вот только не сказать, чтобы очень уж радостный.

Когда в палатку вваливаются мужчина и женщина, оба в крови, будто в ней выкупались, у мужчины меч наголо, а женщина в порванной одежде…

— Стража! — придушенно пискнул купец, закатывая заплывшие жиром глазки.

— Тихо! — рявкнул на него Тиан. — Я сам стражник! При исполнении. Преступников задержал. — Он кивнул на меня: — Вот, потерпевшая.

Купец оглядел меня с ног до головы. Я, кажется, начинаю понимать, что означает такое выражение лица…

О, Ткачиха Судеб, неужели я так перед тобой провинилась?!

Не хочу быть человеком! Не хочу быть женщиной! Вообще не хочу быть!

Ну почему, почему людям надо на меня пялиться?! Я ведь даже не красива!

Тиан заметил масляный взгляд торговца и поудобней перехватил окровавленную саблю. Купец опомнился и быстро закивал моему человеку.

— Госпожа изволит одеться?

Тиан с сомнением оглядел меня. Он чего-то ждал, но я не понимала — чего.

— Одеться, — выговорил, наконец, стражник. — Теплое платье, новый плащ… Нара! Какая тебе еще одежда нужна?

— Мне? — изумилась я. — Ох, да. Одежда… нужна, наверное…

Тиан тягостно вздохнул и смерил меня взглядом: «ну что же за наказание мне досталось».

— Горе ты мое. Вспомни! Ты, когда с мужем жила, что из одежды покупала?

— С каким мужем? — тупо спросила я.

— С твоим мужем! Нара! — сердито. Навис надо мной, нахмурился. Пора брать себя в руки. Ткачиха, наверное, уже молится на моего человека — даже она на меня столько не кричала, как он.

— Ах, с мужем… я не помню. Он всегда из города привозил мне одежку, сам покупал…