Дмитрий Таланов - Раксис

Потерявшие седоков лошади неуверенно поскакали к деревьям, солдаты потрясенно смотрели им вслед. Затем, вскочив на ноги, они закричали, показывая на уже сидящих в седлах женщин:

— Сердары! Это сердары!

Тетя Зина произнесла сквозь зубы:

— Сообразительные какие, — Она бросила злой взгляд на Сашку. — Давай живей, чего копаешься?

Ругаясь вполголоса, Сашка взобрался на коня, кляня себя, что по примеру мамы с тетей Зиной достал меч до того, как сел на лошадь. Сунуть его обратно в ножны нечего было думать — может, в фильмах это смотрится эффектно, но в реальной жизни можно остаться без почки. Наверное, это должно быть в крови, думал Сашка, потому что только у них была такая дурацкая сбруя — у солдат ножны висели, как у всех нормальных людей, на поясе.

За полминуты, прошедшие с момента выключения генератора, Сашка не успел отделаться от первоначального впечатления, что всё происходящее — это какое-то театральное представление. Просто сначала была спокойная часть с неторопливыми диалогами, затем она по воле режиссера перешла в фазу замешательства, которую весьма недурно изобразили многочисленные статисты, а теперь надо было ждать кульминации, после которой действие заканчивалось, и оставалось пожать друг другу руки. Помахав на прощание зрителям.

Два обстоятельства мешали в это поверить. Отчаянный возглас тети Зины, причин которого Сашка не понимал, и полный ненависти крик солдат. Чем бы ни были вызваны слезы матери, которая за всю его жизнь ни разу не плакала, спрашивать времени не было. Да и не дала бы она ответ — мать сидела с отрешенным лицом, словно отгородилась от всего мира. Куда важнее было то, что с тети Зины схлынула ее спокойная уверенность, и на смену ей пришла обычная ярость загнанного в угол опасного хищника. А этого было явно мало для того, что они задумали.

Солдаты же своим криком выдали такой ужас, смятение и растерянность, что сыграть это было не под силу никакому актеру. Здоровые парни, судя по всему хорошо тренированные, на секунду превратились в маленьких мальчиков, воочию увидевших свой самый страшный детский кошмар. Но солдаты остались солдатами, потому что продолжалось это всего секунду, а затем они выхватили свои мечи.

Тетя Зина издала пронзительный крик, напоминавший скорее плач:

— Потеха пошла-а!

Она грубо пришпорила своего коня. Мама одновременно сделала то же самое, Сашка последовал ее примеру. Втроем они поскакали к Вратам, с Сашкой чуть позади.

Откуда-то сбоку вылетели три собаки, шерсть на них стояла дыбом. Опередив лошадей, собаки сбили солдат, что стояли на пути, и понеслись дальше, в самую гущу только было пришедшей в себя маленькой армии.

А над полем уже катился крик Хавелока, похожий на рев раненого быка:

— Блокировать Врата! Все к Вратам!!

Плоской стороной мечей мама с тетей Зиной приложились к крупам лошадей. Оставив свой клинок болтаться на темляке, Сашка старался держаться к ним как можно ближе. Дополнительно подгонять доставшегося ему крупного жеребца не требовалось.

Врата быстро приближались, и так же быстро росло перед ними количество всадников, торопившихся занять место в строю, сначала в один, потом в два ряда. Все как один ощетинились горящими на солнце клинками, и непонятно было, как можно преодолеть эту силу. Но тут до вставшего на пути заслона добежали собаки.

Черные тени нырнули под брюхо коням и, оскалив чудовищные клыки, принялись впиваться ими во всё, что ни попадя, особо не разбираясь, где человеческие ноги, а где лошадиные. Лошади стали лягаться и вставать на дыбы, но собаки продолжали неистовствовать, мечась между рядами. Их грозный рык смешался с оглушительным ржанием и криками людей, и наконец строй распался. За мгновение до того, как путь очистился, за спинами всадников мелькнула лысина Хавелока.

С трудом избежав направленного ему в грудь меча, Сашка проскакал там, где только что были Врата, и, развернув коня, в недоумении остановился. Они находились на том же поле, отнюдь не у замка. Поймав торжествующий взгляд Хавелока, Сашка догадался, что тот успел закрыть Врата. Тогда мама с тетей Зиной, зацепив поводья за луку седла, достали из ножен по второму мечу.

Терс закрутился рядом с Сашкой волчоком, защищая его левую сторону — махать одновременно двумя мечами и управлять конем Сашка думать не смел. Остальные собаки не могли ничем помочь — сразу после исчезновения Врат их зарубили. Театральное представление кончилось, перейдя в жестокий бой с наседавшим противником.

После первых резких и абсолютно неожиданных маневров своего жеребца, позволивших избежать смерти в самом начале, когда Сашка еще не осознал, что предстоит, он понял, чего так испугалась тетя Зина. Мать могла в какой-то степени управлять не только собаками, но и лошадьми.

Как это проделал Батон в течение той сумасшедшей скачки, когда лошадь под Сашкой с Андреем повторяла его маневры, ни разу не споткнувшись даже там, где сами они давно бы покалечились. А значит, всё должно было пойти совсем по-другому, не расскажи Сашка о мужике на башне.

Мать потеряла концентрацию, как выразилась тетя Зина, и едва совладала с двумя чужими собаками, когда поначалу ее ничуть не смутили все четыре. То есть, придержи Сашка язык, она сама могла очистить им путь. Но случилось то, что случилось, и теперь оставалось только драться за свою жизнь так, как Сашке еще не приходилось.

Он находился в середине круга, по периметру которого, двигаясь вполоборота к наседавшим солдатам, скакали мама с тетей Зиной. Мечи в их руках мелькали так быстро, что догадаться в каждый конкретный момент, где они находятся, было невозможно. Из всех троих никто пока не был ранен, чего нельзя было сказать о солдатах.

По лицу Сашки градом катил пот. Он только защищался, не думая ни на кого нападать. Сердце с такой силой колотилось в груди, что он почти не слышал топота копыт, и даже хрип коней и звон клинков доносились до него как сквозь вату. Но он успел поймать себя на мысли, что, переживи они этот день, он больше не сможет называть свою тетю тетей Зиной. Амандой куда ни шло — это имя значительно лучше подходило к оскалившейся фурии, бесновавшейся рядом.

Она хохотала и ругалась одновременно, с непостижимой легкостью парируя удары, словно занималась этим всю жизнь. Рассыпая оскорбления, которым позавидовал бы любой сапожник, она то и дело наносила раны, на первый взгляд казавшиеся мелкими, но так или иначе выключавшими ее противников. Управляя конем одним корпусом, с двумя мечами в руках, она напоминала скорее обезумевшую валькирию, но никак не тетю Зину, которую знал Сашка.

Мать дралась спокойней, будто выполняла необходимую работу, с лицом, по-прежнему отрешенным, но той же эффективностью, стараясь поскореё свалить проникших в круг. Сашка не смотрел, что было с ними дальше, — боялся упасть с коня. Но не оценить искусство фехтования он не мог. Со спортивным фехтованием их стиль не имел ничего общего, в нем использовались только режущие удары, и каждый одновременно являлся частью защиты.