Виталий Обедин - Дикий Талант

Так или иначе, но я прозевал момент, когда случился переход.

Лицо женщины неуловимо изменилось, глаза потемнели, пальцы скрючились. И все же я успел. Она почти достала, куда целилась – до моих глаз, но в последний момент я отдернул голову, ударившись затылком о спинку кровати, и когти лишь пропахали по щекам, сдирая ленточки кожи. Потекла кровь, перед глазами заплясали огненные сполохи.

Второй бросок девушки я встретил мощным толчком в грудь. «Паучиха» слетела с кровати и покатилась по полу. Но тут же вскочила и, схватив одеяло, попыталась набросить его мне на голову.

Одеяло с шорохом опустилось на кровать. К тому времени я, разозленный собственной оплошностью, уже стоял на ногах, сжимая в руках подушку. Шлюха закружила вокруг меня, выставив перед собой когти. Нагая, гибкая и абсолютно безумная. Жажда убийства плескалась в помутневшем взоре, в уголках губ начали закипать пузырьки пены. И это жуткое шипение!

Хорошо еще, что, совершив переход, они не начинают выделять яд.

Трудно поверить, что совсем недавно эта фурия, прилежно отрабатывая подо мной монеты, страстно выла, стонала и царапала мне спину ногтями.

Прежде я попытался бы заговорить с ней, остановить, образумить, вернуть к реальности, но теперь знал – пустая трата времени. У «паучих» так уж устроено: страсть и спаривание завершаются убийством и пожиранием самца. Природа сильнее разума.

Иногда, правда, самцу удается отбиться и бежать…

Она наконец выбрала момент и прыгнула. Неудачно. Я встретил ее ударом подушки. Зверюга отлетела в сторону в облаке перьев и пуха. Точно снег пошел. Комок перьев попал мне в глаза, и на мгновение я потерял девушку из виду.

Тварь выскочила справа, и когти вновь полоснули по моему лицу, сдирая кожу лохмотьями. Что-то стукнулось мне в челюсть: в последний момент я успел опустить подбородок и прикрыть свое горло… схватить за кадык, стиснуть его и хищно рвануть в сторону – откуда они знают, как проще всего убивать?

Я поймал «паучиху» за руку, крутанулся на пятках, вынудив обежать меня по дуге, и отпустил. Раскрученная, словно камень в праще, она со всего маху ударилась о стену. Оглушенная, девушка несколько ударов сердца простояла, цепляясь за грубо оструганные доски, потом всхлипнула и медленно сползла на пол. Перья кружились вокруг нее снежными хлопьями, и со стороны зрелище представлялось совершенно безумным – нагая женщина, растаявшая посреди метели. Впрочем, мне было не до зрелищ.

Не теряя времени, я шагнул к поверженной и принялся выкручивать ей руки. Обычно я делаю это пораньше: прежде чем случится переход. Если вовремя упаковать женщину в узлы и убраться подальше, паучье проклятие оставит ее. Скорее всего, она даже не будет помнить, что произошло. А за неизбежный кавардак в комнате и за синяки на запястьях можно и доплатить. Таким образом, все остаются довольны.

Жаль только, сегодня вышло не как обычно.

Очнувшись, девушка завизжала и забилась, силясь вырваться из моей хватки. Говорят, у безумцев сил прибывает втрое против обычного. Не знаю, какого рода безумие овладевает женщинами, когда они превращаются в «паучих», но вряд ли менее сильный человек, чем я, удержал бы ее. Сжав пальцы лодочкой, я коротко ударил ей в солнечное сплетение. Раздалось шипение, будто прокололи надутый бычий пузырь, она затихла. Я завернул ей руки за спину и поволок к кровати, намереваясь разорвать покрывало на полосы и связать безумную покрепче. «Паучиха» сделала судорожный вдох и сипло задышала. Ниточка слюны, никак не желая оторваться от подбородка, свисала до пола.

Лицо саднило, я был жутко зол и едва сдерживался. Не хватало еще разорвать шлюху в клочья! Ей повезло, что я помнил, заставлял себя помнить – из нас двоих в этой комнате сейчас только я оставался человеком… хотя бы отчасти. Она же была просто самкой паука в человеческом обличье. Самкой, которая должна выполнить предписанное ей природой: убить и сожрать самца.

Я дотащил ее до кровати, еще недавно сотрясавшейся в такт нашим телам, бросил лицом вниз и уперся коленом в спину чуть выше поясницы – чтобы не дергалась. Затрещала раздираемая на лоскуты материя. Девица слабо завозилась, вновь обретая волю к жизни и – к убийству.

– Лежи спокойно,- зачем-то сказал я.

Естественно, она меня не услышала. Но это уже ничего не меняло.

Никто не умеет пеленать свои жертвы так ловко и быстро, как пауки. Я управился лучше, чем любой из них. Путы надежно стянули пленнице руки и ноги. Даже перевернуться на спину она бы не смогла.

Хоть что-то сегодня было сделано хорошо!

Остатками простыни я вытер с лица пот и кровь. Демоново отродье! Еще немного – и мои глаза сделались бы украшением ее коггей.

«Паучиха» повернула голову. Бешеные глаза с неестественно расширенными зрачками прожигали меня насквозь. Девушка открыла рот и зашипела.

«Надо бы сделать кляп,- подумал я, натягивая штаны,- а то…»

Да, это надо было сделать…

Безумный крик ввинтился в воздух. Крик, в котором не было ничего человеческого, только неизбывная ненависть, жажда крови и отчаяние. Пауки так кричат? Кричат ли они вообще?

Вот стерва! Сейчас весь бордель поднимет! Я прыгнул к девке и ладонью зажал ей рот.

Поздно. Вскоре послышался топот многих ног в коридоре и на лестнице. Неслись ругательства, кто-то кого-то звал, кто-то сыпал проклятьями, раздалось несколько испуганных женских возгласов, некий бас стал выяснять, что тут, к демонам, происходит?! И вот уже все это приближается к нашей убогой комнатушке.

Пистолет! Я потянулся было за оружием, но проклятая тварь вдруг исхитрилась вцепиться в мой большой палец с такой силой, что едва не перекусила его! Рывок стащил девушку на пол, кровь потекла по губам, но «паучиха» все равно не разжимала зубов.

В дверь уже били плечом, и хлипенький засов едва ли мог пережить несколько ударов.

Рыча от боли, я свободной рукой взял безумную за нижнюю челюсть, сдавил пальцами с двух сторон так, что хватка разжалась сама собой. Девица исходила пеной от бешенства. Я толкнул ее обратно на кровать, усилием воли подавив желание свернуть эту тонкую шею. Повернулся к своим вещам…

…и уставился в круглое дуло старомодного пистоля, уверенно целящего мне аккурат между глаз. По другую сторону пистолета находился здоровенный детина. Неровно остриженные русые волосы торчали во все стороны. На поясе у него висела небольшая дубинка, обтянутая кожей. Местный вышибала.

– Вот как, господин хороший? Портим, значит, чужой товар? – хрипло спросил детина.

Топот в коридоре усилился, за спиной вышибалы выросло несколько одинаковых рож – широких, краснощеких и довольно туповатых.

Вот и гвардия подоспела.