Виталий Забирко - Дикая тварь из дикого леса

Виталий Забирко

Дикая тварь из дикого леса

Когда катер омохов, отчаянно тормозя покорёженными дюзами, упал посреди леса, асклепи лежал на верхнем суку огромной сикойи. Жмурясь от полуденного солнца, он умиротворённо мурлыкал на всю округу. Боль ломаемых катером деревьев заставила его сжаться в комок; он ощетинился и зашипел.

Два катера - имперский торпедоносец омохов и минный заградитель хомов - встретились в пустоте средь неподвижных звёзд. И завертелись звёзды, и пустота наполнилась всполохами залпов орудий, шрапнелью веерных аннигиляционных зарядов, спиралями инверсионных следов торпед, оставляемых в пустоте продуктами горения химического топлива, а невидимые гравитационные удары заставили и без того бешеную карусель звёзд вздрагивать и мигать от коробящейся метрики пространства. Бой закончился так же внезапно, как и начался. Получив пробоину в корме и расстреляв почти весь боезапас, катер омохов проломил метрику пространства и через топологический туннель выпал в атмосферу неизвестной планеты. После него в космосе осталась лишь голографическая копия, которую тут же в прах разнесли мины катера хомов.

Натипак с трудом отстегнул ремни противоперегрузочного кресла, дотянулся до тумблера и отключил истошно верещавший зуммер. Аварийное освещение заливало рубку управления багровым потусторонним светом, от чего чудовищный разгром в ней выглядел окончательным и полным: осколки взорвавшихся экранов кровавым хрусталём засыпали всё помещение, за сорванными панелями в переплетениях коммуникационных систем искрили закороченные провода, из-за решётки вентиляционной шахты медленно выползал чёрный дым, а лопнувший радиатор кондиционера плевался хлопьями снежного пара. Соседнее кресло было завалено обломками внутренней обшивки, поверх которых покоилась погнутая хромированная стойка, вырванная взрывом из вентиляционной шахты. Под обломками, запрокинув голову на изголовье кресла, неподвижно сидел Толип. Даже в красном свете аварийного освещения его лицо было неестественно бледным.

Натипак вытер кровь с подбородка и включил интерком.

- Машинное, как дела? - спросил он.

- Отлетались... - глухо отозвался Кинахем.

- Орудийное, доложите обстановку!

- Осталась одна торпеда и два веерных заряда. Лазерная защита вышла из строя.

- Рубка связи?

Молчание.

Смахнув рукавом с пульта стеклянное крошево, Натипак отыскал на панели целый экран и подключил к нему систему внешнего обозрения. К его удивлению экран засветился, и видоискатель, пройдясь по панораме несуразно буйного леса планеты, показал корму катера с пробоиной на месте рубки связи.

"Значит, нас осталось четверо, - спокойно констатировал Натипак. Четверо, если жив Толип".

Натипак был боевым офицером до мозга костей. Война с хомами, начатая ещё до его рождения, сделала из него жестокого рационального исполнителя. Торпедоносец, которым он командовал, стал для него боевой единицей, команда - включая и его самого - пушечным мясом. Не колеблясь, он посылал солдат на смерть и шёл в бой сам. Единственным смыслом жизни для него стало уничтожение хомов. И отступал он только тогда, когда такой возможности у него не было. Как в последнем бою.

Но бой ещё не кончился - Натипак это прекрасно понимал. Уходя с поля боя, катер столь жёстко проломил метрику пространства, что хомы без особого труда могли определить место пролома и вычислить направление топологического туннеля. Поэтому Натипак, проверив действующие системы торпедоносца, накрыл его маскировочным полем, а в трёх километрах к северу создал в лесу фантом катера. Затем приказал орудийному отсеку обеспечить наблюдение за небом и только тогда встал с кресла и подошёл к Толипу.

Глазницы Толипа смотрели в потолок воронками, полными крови. Резким движением Натипак сбросил с Толипа засыпавший его хлам. Толип застонал.

"Жив, - отстранёно подумал Натипак. - На его месте я лучше бы умер".

Разорвав санпакет, он приложил тампоны к глазницам Толипа и туго прибинтовал их. Но вколоть морфий не успел - завыла сирена боевой тревоги.

Отшвырнув шприц, Натипак бросился к экрану. Минный заградитель хомов застыл в зените, окружённый радужной оболочкой лазерной защиты.

- Не стрелять! - прошипел Натипак в интерком.

И тогда ударил минный заградитель хомов. Огненный луч скользнул от него к горизонту, и там, где Натипак создал фантом торпедоносца, вспух раскалённый шар плазмы.

Натипак впился взглядом в экран. У него был один шанс уцелеть и победить. Один - на миллион. И упускать его Натипак не собирался.

Катер хомов опустился ниже, затем зашёл со стороны солнца и стал приближаться к месту своего лазерного удара. Чтобы определить, действительно ли он уничтожил торпедоносец омохов, или же атаковал фантом, ему предстояло на секунду отключить поле защиты. Это мгновение и было шансом Натипака.

И он его не упустил. Звериным чутьём хищника, затаившегося в засаде, Натипак предугадал начало торможения минного заградителя хомов и отдал приказ об атаке.

Дуплет веерных зарядов достиг минного заградителя как раз в момент снятия защитного поля, и броня катера брызнула в стороны перьями подбитой птицы. А затем в борт минного заградителя врезалась торпеда, и очередной взрыв потряс Дикий Лес планеты.

Больше всех не повезло Радисту. Его катапульту заклинило, и тело Радиста, аннигилировав вместе с катером, нуклонным паром вознеслось в стратосферу.

Вторым по невезению оказался Механик. Лишь мгновение промедлил он с катапультированием, и плазма взрыва запекла его в спасательной капсуле, как утку в глине. Но его обгоревший труп достиг земли.

Третьим в списке невезучих шёл Капитан. Его капсулу выстрелило вертикально вниз, она врезалась в ствол дерева и раскололась. И Капитан, ломая ветви, канул с огромной высоты в сумрак Дикого Леса. С пробитой головой и переломанными ногами. Но остался жив.

Стрелок и Пилот приземлились нормально.

...И привиделись ему заболоченные джунгли в дельте Насси на Душной Малаге, с рыжим едким туманом, разъедающим кислородные маски, с бурлящими топями, изрыгающими этот туман, с огромными деревьями, ломающиеся с оглушительным треском от топота ногокрыла, с диким хохотом аррианской совы. Привиделись гнёзда ногокрыла, сплетённые из живых, смрадно дышащих спитар, облепленных анабиозной глиной, и сами птенцы, жёлтые и пушистые, скулящие и царапающиеся. Привычным движением он скручивал их длинные мохнатые шеи, обрывал крылья, пух и поедал птенцов прямо у гнезда, не отходя, не потроша, просто сырыми. Он ел их, не насыщался, и снова искал светящиеся гнёзда в гнилых, булькающих болотах, а где-то совсем рядом стонал и метался, круша деревья, обездоленный, убитый горем ногокрыл, а за сетью лиан, за дымкой слоистого, шевелящегося тумана, прятались, смотрели на него жуткими зрачками пульсаторов благовоспитанные егеря из "Лиги защиты возможно разумных животных"...