Светлана Середа - Эртан-2 (версия с СИ)

Принц подошел к стене и провел пальцами по орнаменту. С тихим щелчком распахнулась дверца, открывая моему взору бар с галереей разнокалиберных бутылок.

— Я уже говорил: вы мне нравитесь, Юлия.

Фернанд плеснул темной жидкости в два невысоких пузатых бокала и протянул один мне:

— Выпейте, это поможет успокоиться.

Я принюхалась: пахло чем-то цитрусовым — кажется, апельсином.

— Вы привлекли мое внимание на балу, и я стал наводить справки — у отца, Архимагистра, лорда Дагерати. Вы честны, не способны на предательство, умеете быть верной друзьям и союзникам. И вам не нужна корона. Женившись на вас, я буду спокоен за свою спину. Ну и кроме того, мне просто приятно находиться в вашем обществе. Должен же я хоть где-то отдыхать от дворцовых интриг.

Я залпом выпила содержимое бокала. Зажмурилась, переводя дыхание. Крепко!

То, что говорил принц, звучало правильно и логично — по крайней мере, на мой дилетантский взгляд. Но меня не оставляло ощущение какого-то глобального подвоха.

— А Совет Лордов? Они ведь вас сожрут! И меня заодно.

— Подавятся, — Фернанд по-мальчишески хмыкнул. — Формально им придраться не к чему: ни король, ни его наследники не обязаны согласовывать кандидатуру невесты с кем бы то ни было. Так что пошумят — и успокоятся. А на особо буйных у лорда Дагерати найдется управа: в архиве три шкафа компромата стоят.

— Если у вас есть на них управа, используйте ее, чтобы помиловать Дана.

— Это разные вещи. Выбор брачного партнера не регламентируется никакими законами, а убийство — регламентируется. Формально король стоит выше закона, но даже ему нужно как-то оправдывать, — Фернанд усмехнулся, — беззаконие. Я предлагаю вам достойный выход. Соглашайтесь.

Я задумчиво рассматривала узор на паркете, такой же затейливый, как моя жизнь. Надо отказаться. Таких предложений не делают подозрительным чужестранкам, девушкам без прошлого. Надо, но… Дан.

— Юлия, вы парадоксальная женщина. Десять минут назад вы без колебаний предлагали свое тело. Пять минут назад вы предлагали жизнь. Что, рука и сердце стоят дороже, чем голова Дана?

Сволочь! Я с трудом удержалась, чтобы не запустить бокалом ему в голову.

— Да нет же! Просто… понимаете, замуж — это навсегда. Пожизненно!

— Я мог бы обидеться, между прочим, — Фернанд приподнял бровь. — Я ведь вас не в тюрьму сажаю. Или вы этого и боитесь? Что ваша жизнь превратится в тюремное заключение? Зря. Я тоже умею ценить союзников, и вы мне нужны счастливой. Ну или, по крайней мере, довольной.

Принц снова прислонился к столу, скрестив руки на груди.

— Мне надоело играть в отговорки. Если у вас есть настоящая причина, по которой вы не можете принять мое предложение, назовите ее. Если нет — соглашайтесь. Или откажитесь, и Дан будет казнен. Считаю до трех. Раз.

— Дайте мне время подумать.

— Два.

— Я не люблю вас!

— Три.

— Я…

Черт. Я устало провела рукой по лицу.

— Я согласна.

— Ну вот, сразу бы так, — повеселел принц. — Дайте руку, пожалуйста.

Фернанд надел мне на палец тяжелый перстень из темного серебра. Я была в таком оцепенении, что даже не заметила, откуда он его достал: из кармана? из рукава? со стола?

— Ваше будущее высочество, — принц грациозно наклонился и коснулся губами моего запястья, — я вами восхищаюсь.

Выпрямился и совсем другим, деловым, тоном объявил:

— А теперь идем к королю. За родительским благословением и подписью, — он помахал листом бумаги, — на указе о помиловании.

Уже взявшись за ручку двери, Фернанд обернулся ко мне.

— Да, и самое главное. Никто не должен знать о сути нашего договора. Никто — это значит никто: ни Дан, ни ваш приятель белль Канто, ни тем более Вероника. Придумайте что-нибудь убедительное. Например, — он обаятельно улыбнулся, — что вы меня любите.

Господи, почему я не умерла маленькой?

— Юлия, это правда? — Вильсент испытующе посмотрел на девушку. — Вы согласны сочетаться браком с Фернандом?

Она стояла посреди кабинета — бледная, неестественно прямая — изо всех сил стараясь казаться невозмутимой. Но судорожно сцепленные руки выдавали смятение.

— Да, ваше величество, — голос почти не дрогнул. — Если вы подпишете указ о помиловании Дана.

— Вы не выглядите счастливой.

— Невеста выглядит счастливой, только когда выходит замуж по любви. И то не всегда. Но если на свадьбе потребуется изобразить радость, я справлюсь, не сомневайтесь.

Вильсент поморщился.

— Я не сомневаюсь. Просто не могу понять, почему вы так легко согласились, даже не спросив, есть ли другие варианты.

— Уверена, что есть. А еще я уверена, что вы бы сами предложили, если бы знали более простое решение. Но жизнь Дана слишком ценна для меня, я не готова торговаться.

Король, сердито нахмурившись, посмотрел на Фернанда. Принц едва заметно пожал плечами.

— Юлия, вы не могли бы оставить нас с Фернандом на несколько минут?

Когда девушка вышла, Вильсент повернулся к сыну, с трудом сдерживаясь, чтобы не отвесить ему, как в далеком детстве, подзатыльник.

— Фернанд, ты соображаешь, что творишь?

— Ты сам одобрил мой план. Забыл?

— План — да. Но тогда не было речи о конкретной кандидатуре.

— Другой кандидатуры у нас нет. А пока ищем, момент будет упущен. Ну и потом, я ведь не солгал ей, нам действительно нужен повод, чтобы помиловать Дана.

— Эта девушка не заслуживает такого обращения.

— Я знаю, отец, — Фернанд вздохнул. — Поверь, я сумею ее защитить. Надеюсь, она поймет… и простит.

"Он будет лучшим правителем, чем я, — подумал король с удовлетворением и неожиданной горечью. — Он умеет быть жестким." Вильсент тоже умел быть жестким. Но это была наносная жесткость, вымученная, вбитая в подкорку годами тренировок, боли, переламывания себя. В Фернанде чувствовался природный стержень — фамильная черта дома белль Хорвелл. Мальчик будет отличным королем. Только бы не превратился в подобие своего прадеда, которому государственные интересы заменяли этику и мораль.

— Я не одобряю твоего решения, сын.

Фернанд поджал губы.

— Но вмешиваться, как и обещал, не стану. Это твое испытание, тебе решать. Только имей в виду: если с девушкой по твоей вине что-то случится, я не просто отложу передачу власти — я лишу тебя права наследования.

Глаза принца полыхнули обидой. На мгновение королю показалось, что сын, как в детстве, искривит губы: "Так нечестно!" Но Фернанд только кивнул:

— Да, отец.

Едва мы вышли из приемной, я остановилась и требовательно посмотрела на Фернанда:

— Ну? Что сказал его величество?

— Отец подписал указ о помиловании, — принц легонько стукнул костяшками по кожаной папке, которую держал в руках.