Инна Гарина - Книга без переплета

Когда тьма рассеялась, Хорас и Никса были уже на ногах и озирались в поисках друг друга. Но дух легче перенес внезапное потрясение, чем человек из плоти и крови. И прежде чем молодой король нашел глазами своего врага, тот уже метнул камень стау, роковой камень, долженствующий разлучить его душу с телом.

Босоногий колдун закричал в голос и кинулся вперед, простирая руки в защищающем жесте. Но Маколей и сам все-таки успел. Сверкнул клинок его меча, камень отлетел в сторону, и Никса бросился к нему. Хорас только зловеще оскалился, а Босоногий колдун снова отчаянно закричал:

— Не трогай! Не прикасайся к нему!

Никса, опомнившись, отдернул руку от камня, как от ядовитой змеи, и резко выпрямился. Лицо его было мертвенно-бледным, и кровь выступала между звеньями разорванной на груди кольчуги.

Хорас, лишившийся всех своих лат, разлетевшихся при взрыве талисмана, ухмыляясь, медленно приближался к нему, поигрывая мечом. Никса ответил ему все еще безмятежной улыбкой и поднял свое оружие.

Клинки, скрестившись, зазвенели.

— Как жаль, что ты ранен! — участливо сказал Хорас под этот звон.

Дыхание демона было совершенно ровным, и голос звучал спокойно, как у неторопливо прогуливающегося человека. Никсе пришлось приложить немалое усилие, чтобы ответить столь же ровно.

— Не сожалей — тебе не придется ухаживать за мною.

Хорас насмешливо поднял брови.

— Ты так уверен в этом?

Он без труда отвел очередной выпад, направленный в голову, и сделал шаг вперед. Маколей перехватил свой клинок второй рукою за лезвие и с силой отбросил Хораса обратно.

— Живым ты меня не получишь, — сказал он с ослепительной улыбкой, ничем не выдавая своей усталости.

— Посмотрим, — ухмыльнулся демон.

Баламут встревоженно следил за ними.

— Послушай, колдун, сотвори и мне какое-нибудь оружие! Ему надо помочь… он ранен!

Босоногий старец отмахнулся.

— Тебя Хорас сметет в две секунды. Это Никсу он убивать не хочет, а уж тебя-то…

— Ну, сделай ты что-нибудь! — взорвался Доркин. — Этот камень…

— Не будь идиотом! К этому камню ни ты, ни я не смеем прикоснуться. Не мешай мне!

Босоногий колдун выглядел сейчас устрашающе. Всех сил его едва хватало, чтобы прикрывать Маколея от чар Хораса, а демон, окончательно успокоившись, старался вовсю, пытаясь заставить короля выронить меч — и колдовством, и простою физической силой. По лицу почтенного старца градом катился пот, борода стояла торчком, глаза пламенели дивным синим огнем, и все его хрупкое тело непрерывно сотрясала дрожь.

Силы же Никсы убывали прямо на глазах. Взрыв талисмана не прошел для него даром, и держался молодой король одной только волей — это уже становилось заметно. Улыбка его сделалась механической, грудь тяжело вздымалась, хотя движения еще были легки и даже изящны, но все, что он мог делать сейчас — это не подпускать Хораса к камню стау.

— Брось, Маколей! Не трать мои силы! Мне еще предстоит прикончить твоих соратников, когда я войду в тебя! — Хорас пренебрежительно качнул головой в сторону Доркина и колдуна. — Хоть это и нетрудно, но все же…

Никса промолчал. Теперь он берег дыхание. Отчего же колдун так ничего и не сделал… видно, не сумел. Наверное, и вправду надо было дать старику время подготовиться…

Сквозь застилавший глаза туман изнеможения он вдруг увидел, что Хорас поднял меч над своей головой, прикрыв ее таким образом от ударов и перестав защищаться. Лицо демона исказила злобная радость, и он не торопясь двинулся прямо на клинок Маколея.

Это был конец. Никса бессильно опустил оружие. Все было напрасно… весь этот бой был пустой забавой для Хораса. Он мог поступить так с самого начала — прикрыть голову, подойти спокойно и сделать свое дело. Никто не смог бы ему помешать. Но демон решил развлечься…

Что ж, оставался еще последний удар. Никса уступил Хорасу дорогу и, наблюдая краем глаза, как тот приближается к роковому камню, перевернул меч и упер его рукоятью в землю, направив острие клинка в собственную грудь…

Михаил Анатольевич понял, что медлить долее нельзя.

Он давно уже судорожно сжимал в кармане брошку Фирузы, но до сих пор надеялся на невозможное, на чудо. Чуда не случилось. Никса Маколей был великим воином, это было понятно даже столь неискушенному человеку, как Овечкин, но и он не мог совершить невозможное. Исход боя определился, намерение Никсы было ясным, как Божий день… времени не осталось совсем.

Михаил Анатольевич бросил быстрый взгляд на принцессу Май. Та, белая, как мел, припала к оконной решетке, и в прекрасных глазах ее стоял нескрываемый ужас. Фируза выглядела нисколько не лучше. На Овечкина никто не смотрел.

Он достал из кармана брошь, раскрыл ее и, стараясь не думать о том, что делает, вогнал иглу замка как можно глубже в кончик пальца левой руки. Неуместная, дурацкая мысль промелькнула в голове — что-то о металлическом перышке, с помощью которого берут в поликлинике анализы крови… Михаил Анатольевич выдернул иглу, и на пальце его послушно выступила толстая и увесистая капля. Он сунул брошь обратно в карман и, продолжая думать о медсестрах из поликлиники, несколько раз надавил на палец, чтобы крови выступило побольше. Потом выглянул в окно.

Хорас и Маколей все еще оставались на тех же местах. Никса придерживая клинок, направленный в собственную грудь, Хорас — протягивая к нему руку и что-то говоря с угрожающим видом. Что именно — разумеется, не было слышно, да, собственно говоря, и не имело уже никакого значения для Михаила Анатольевича. Он перевел взгляд на горизонт. «Останется пленником в пределах того, что видит глаз», — вспомнил он и постарался вместить в этот свой последний взгляд как можно больше пространства… дотянуться до верхушек самых отдаленных деревьев…

Палец горел огнем. Михаил Анатольевич дернул рукою, стряхивая кровь, и торопливо произнес про себя слова заклинания. И пока выговаривал их, его обуял настоящий ужас. Он и до этого как-то не очень верил в их силу, может, потому и пошел на опыт сравнительно спокойно, но сейчас… Слова эти были непонятны, чуточку смешны, похожи на какую-нибудь детскую считалочку… что если это действительно всего лишь дурацкая шутка, розыгрыш злой птицы, и не более того, чушь какая-то, и ничего из этого не выйдет?!

И едва успев выговорить последний слог, он оторвался от горизонта и в панике уставился вниз, на поле злосчастного боя.

На первый взгляд там как будто ничего не произошло. Маколей, не изменив положения, стоял неподвижно и, улыбаясь, смотрел в лицо Хорасу. Демон медленно поднимал свой меч.

И вдруг Хорас пошатнулся. Он выронил меч и обеими руками схватился за грудь. А затем, словно влекомый какой-то неведомой силой, он повернул голову и устремил свой взор в одно из окон крепости, то самое, за которым стоял Овечкин. Михаил Анатольевич невольно вздрогнул. А в следующую секунду задрожал весь, с ног до головы, потому что прямо перед ним вдруг появились глаза Хораса, словно демон вознесся к самому окну и смотрел теперь ему в лицо. Михаил Анатольевич не видел больше ничего, кроме этих глаз. А в них горела смертная ненависть… и еще тоска… такая тоска, что Овечкина пронзило насквозь сознание чего-то непоправимого… бесконечного несчастья, безмерного зла, причиненного им другому живому существу. Жуткий миг этот, казалось, длился вечность…