Алексей Пехов - Фэнтези 2007

Половину монет я, как уговаривались, оставил молодому господину, приложив записку с советом выпустить запертых слуг из Западной башни и впредь соблюдать заключенные соглашения. Прихватив свою половину золота, я направился к выходу. Фейрин занял обычное место на плече. Из Западной башни доносились равномерные удары — небритый пришел в себя и выпустил товарищей из подвала. Ничего, я надежно завалил дверь снаружи. На конюшне мы позаимствовали единственную лошадь, к которой подходило определение «верховая». Фейрин спрятался у меня за пазухой, теперь ему лучше не показываться.

Итак, часа через полтора я буду в городе, куплю карету и найму кучера. Когда-то фейрин объяснил мне, как правильно прятаться. Он зануда, поэтому повторяет в тысячный раз:

— Вы, люди, плохо знаете друг друга, поэтому меняете шкуры, которые зовете «одеждой». Мы, фейрины, одежды не носим, потому что различаем не внешность, а мысли. Вот у меня очень оригинальные мысли, и любой фейрин узнает меня без труда. А этот Анрис станет искать не тебя, а твою одежду. Смени одежду, и он тебя не найдет. Он велит ловить одинокого оборванца, а ты превратишься в важного господина в карете со слугами.

Я молчал — пусть нудит… Мне есть что возразить насчет его сородичей и моих. Оригинальные мысли… Да у него даже имени нет! Как его окликнет встречный фейрин? «Эй ты, с оригинальными мыслями»?

— … Потом наймешь пожилого человека с добрым лицом. Оденешь в богатое платье. Мы заедем на тот постоялый двор, нанятый тобой господин скажет хозяину Алисы, что ищет служанку для больной дочери. Я позволяю тебе заплатить золотой или два, если хозяин потребует.

— Хочешь взять девочку с собой?

— А разве ты не хочешь? Учти, я знаю твои мысли!.. На этот раз я смолчал.

— И еще я собирался привезти человека для Белоносой.

Ага, так у них есть имена! Я давно подозревал.

В городе у одежной лавки я столкнулся с богато одетым господином, на плече которого восседал фейрин, покрытый черной шерстью.

— Ага, Зубастик, так это и есть твой человек? — произнес черный.

Куртка у меня на груди зашевелилась, показалась лукавая рыжая мордочка:

— Нет, это я — его фейрин.

В свете полуденного солнца призраки смерти казались чернее самой тьмы, а их леденящий души вой… — Начинает меня раздражать, — задумчиво произнес тан Диего Раскона, глядя, как черный силуэт в очередной раз попытался проломиться сквозь золотистое сияние охранного щита — и, протяжно взвыв, отпрянул. — Определенно. Даже вкус вина… — Маленький тан досадливо скривился.

— Раздражать?

Капля иронии в этом вопросе, наверное, имелась. Из числа находившихся на палубе тан Раскона сейчас казался не только самым низкорослым, но и самым безмятежным. Истинный придворный щеголь, куда более озабоченный белизной кружев и сверканием хрустальных граней бокала, чем тлеющими в нескольких шагах пушечными фитилями.

— Да, — развернувшись к человеку в алой рясе, сказал он, — издаваемые этими летающими тряпками унылые звуки начинают меня раздражать. Брат Агероко, нельзя ли…

— Нельзя.

— Жаль, — вздохнул маленький тан. — Трудно поверить, но из-за этих звуков у вина появляется некий оттенок… кислящий…

— Звучит как тема для трактата, — чуть помедлив, отозвался монах. — Ученого труда с длинным и непроизносимым за один вдох названием. Что-нибудь вроде: «Убогие размышления недостойного про звуки мерзкие и пронзительные, низшими демонами издаваемые, а также…»

— Прикажете готовиться к абордажу, капитан?

Тан Диего неторопливо, маленькими глотками, допил вино и вернул бокал на поднос.

— Нет, — решительно сказал он. — Корабль, чья команда решилась связаться с некромантом… может затаить и другие… неожиданности. Думаю, нам прежде нужно будет очистить его.

— Ну вот, — разочарованно вздохнула стоявшая рядом женщина, — ты снова лишаешь меня удовольствия.

Диего едва заметно улыбнулся. Фраза Интеко прозвучала весьма двусмысленно… впрочем, само пребывание благородной таны Интеко Шарриэль ги Торра на борту военного корабля Его Величества являлось хоть и не прямым нарушением устава, но вполне попадало в разряд «предприятий сомнительного свойства». Столь же сомнительного, как и благородство танцовщицы из бродячего цирка, сумевшей пленить сердце отпрыска старинного рода. На фрегат Интеко привела не родословная, а желание отомстить за мужа и дочь…

— Очистить? — переспросил ка-лейтенант.

— Да, — кивнул маленький тан. — В данном случае я полагаю сей термин наиболее подходящим.

— И как же…

— Пары бортовых залпов будет вполне достаточно.

— Но прошу, не увлекайтесь, — добавил монах. — Лично мне весьма хотелось бы ступить на палубу этого корабля прежде, чем ее доски скроет морская гладь.

Опасения брата Агероко были вполне резонны. В бою с коронным фрегатом встреченная ими шхуна могла надеяться на черное искусство своего мага, численность и отвагу команды, преотлично знавшей, какая участь ждет их в случае поражения, наконец, просто на везение — вроде того, что позволило вражеским канонирам в самом начале боя сбить ядром их фок, лишив шхуну возможности удрать. Но пушечная дуэль не сулила поклонникам Черного Петуха ничего доброго.

Пиратский капитан, впрочем, понимал это ничуть не хуже монаха. И все же, убедившись, что смертоносные посланцы его колдуна не в силах управиться с охранным щитом служителя Великого Огня, он решился — и развернул свой корабль навстречу фрегату в отчаянной надежде разыграть последнюю из оставшихся карт. Опередить, сбить огонь противника собственным залпом. А затем — прежде чем враг успеет опомниться — свалиться вплотную и попытаться вырвать удачу в рукопашной схватке.

Частично его план даже удался. Легкая и проворная, шхуна первой заняла нужное положение — и окуталась пороховым дымом. Треск ломаемого дерева, грохот, богохульства и крики боли…

— Еще полрумба, — тан Раскона словно бы не заметил здоровенный обломок рея, упавший точно между ним и братом Агероко, — и «Мститель» покажет себя. Еще нем… — окончание фразы маленького тана исчезло, растворившись в пушечном реве.

Ответный залп коронного фрегата был страшен. Картечь орудий верхней деки штормовой волной прошлась по палубе шхуны, сметая на своем пути все — бочки, ящики… и притаившихся за этими хлипкими укрытиями людей и нелюдей. Тяжелые пушки нижней батареи на свинцовую мелочь не разменивались — их ядра били в корпус, оставляя за собой зияющие дыры и хаос разрушения.

Это был смертельный удар — с переломанными ребрами-шпангоутами, лишенный мачт, с десятком захлестываемых волнами пробоин опасный противник стал неподвижной мишенью, способной послать врагу лишь пару дюжин мушкетных пуль да проклятья…