Алексей Пехов - Фэнтези 2007

— Я княжий кмет. Старший кмет, — свысока, руки в боки, бросила она. — Можешь звать меня Жалена.

— Пока что я тебя не звал. — Он отвернулся, выдернул колун и потянулся за второй половинкой чурбана. Раскроивший ее удар помстился пощечиной.

От такой неслыханной наглости у Жалены побелели скулы. Старшего кмета — да поравнять с пустым местом?! Эх, кабы не воеводин наказ…

— Ты уж позови, сделай милость, — сухо сказала она и, оглядевшись, присела на пенек. Любо смотреть, как колет дрова привычный к работе человек. Словно играючи колуном помахивает, а чурбаны сами перед ним раскрываются, сверху донизу трескаются. Видно, как змеятся по расколу омертвевшие жилы дерева, чернеют ходы суков.

— Помоги дрова донести, — как ни в чем не бывало кивнул он на дровяную горку. Подобрал с земли серую льняную рубаху, встряхнул и натянул. Заткнул колун за пояс.

Кметка молча нагнулась, загребла, сколько влезло в охапку. Ведьмарь подобрал остатки — вышло чуть меньше, — ловко обогнул девушку и пошел вперед, показывая дорогу.

Кабы давеча взяла Жалена чуть правее — вышла бы прямехонько к избушке, маленькой, обветшалой, со следами пожара на подставленном лесу боку. Недавно перекрытая крыша золотилась свежей соломкой даже под хмурым осенним небом. Грозно и остро веяло горелым, валялась поблизости обугленная, изъеденная огнем балка.

Ведьмарь, не утруждаясь, пнул дверь ногой, и та распахнулась внутрь. Стало видно, как сильно она перекошена в косяке. Одна петля вырвана, в ушке болтается здоровенная щепа, покривленная щеколда только делает вид, что исправно службу служит — выбивали ее, что ли?

Жалена на всякий случай прижала локтем болтавшийся у пояса оберег-уточку, переступила порог, любопытно покрутила головой. Пустоватые у ведьмаря сени, пара кринок да кадушек, тряпье какое-то, несколько заячьих шкурок на распорках подсыхают, к чердаку приставлена лестница, выглаженная руками до червонной желтизны.

Ведьмарь ловко поддел коленом крюк на внутренней двери, привычно поклонился низкой притолоке и вошел, оставив дверь нараспашку. В избе тоже не было ничего интересного — печь с полатями, плетеный ларь для хлеба, стол, стул да лавка. Откуда-то сбоку выскочила угольно-черная кошка, покрутилась под ногами, обнюхала сброшенные в угол дрова, потом вскинула глаза на ведьмаря и вопросительно мяукнула. Глаза были желтые, пронзительные. Звериные, а смотрят по-человечески, аж дрожь берет. Мужчина подхватил кошку на руки, и та, примостившись на его груди, вытянула шею и потерлась усатой мордочкой о колючую хозяйскую щеку.

— Ну садись, коль по своей воле пришла. — Ведьмарь показал рукой на лавку, и Жалена, помедлив, осторожно опустилась на краешек. Не удержалась от улыбки — кошке прискучило сидеть на руках, и она стала сползать по ведьмарю, как по столбу — задом, опасливо оглядываясь. Рубаха потрескивала под когтистыми лапками. Спустилась до колен и лишь тогда, извернувшись, спрыгнула. Встряхнулась и пошла, как ни в чем не бывало, за печь.

Ведьмарь подтянул к себе стул и сел лицом к гостье, упершись руками в разведенные колени. В серо-голубых глазах — словно мелко растрескался скальный гранит сапфирными жилами — проскакивали насмешливые искорки.

— Ну, чего тебе от меня надобно, красна девица?

— Воевода Мечислав велел к тебе обратиться, если потреба в том будет… добрый молодец, — угрюмо добавила она, не умея заискивающе вилять хвостом перед нужными, но хамоватыми людьми.

Он подался вперед.

— И что же за потреба твою шею перед моей гнет?

— Водяницы в Лебяжьем Крыле селянам прохода не дают. — Жалена вызывающе выпрямила спину. — К берегу ближе, чем на полет стрелы, не подпускают, заманивают да топят. Ни днем, ни ночью не унимаются.

— Давно? — Он удивился, но не показал виду. Время русалочьих шалостей давно миновало, предзимье уже сгустило воду и опалило камыши, затворив в непромерзающих омутах рыбу и прочую озерную живность, а с ними и водяных-водяниц.

О Лебяжьем Крыле всегда ходила дурная слава. Старожилы не помнили года, чтобы на зорьке не сыскалась в камышах три дня гостевавшая в омуте утопленница. Со всей округи сбегались горемычные девки, не иначе.

Озерные берега сильно разнились: один ровнехонький, пологий да песчаный, а другой затоками изрезанный, чисто крыло птичье. И водилась на том озере пропасть лебедей — горластых, нахальных, гораздых плыть за лодками и шипеть на рыбаков, выпрашивая хлеб для серых нескладных птенцов. Рыба на Крыле бралась хорошо, только успевай наживлять крючки червем для лещей, плотвы и красноперок, а если повезет, то и матерую щуку на живца взять можно. Береговые селения кормились с того озера и зимой, и летом.

— Почти с самого душегубства… — Жалена понемногу разговорилась, да и ведьмарь кончил насмешки строить — сидел, внимательно слушал, не перебивая. И глаза — аж не верится! — больше не жгли, не кололи, смотрели понимающе, подбадривая рассказчицу. — Три седмицы назад труп на берегу нашли — торгаша заезжего, рыбу вяленую да копченую на продажу в городе скупал. Последний раз его в Ухвале видели, ну, селении на горушке перед второй затокой.

Ведьмарь кивнул. Он бывал в Ухвале. Полдня пешим ходом.

— Водяницы защекотали?

— Нет. Топором голову располовинили. Телешом лежал. Видать, деньги в одежу зашил, а убийце несподручно было ее на месте потрошить, целиком спорол да унес. — Жалена заметила, что кошка снова сидит рядом с лавкой и слушает, насторожив уши. — Купец в Ухвалу с женой приехал, на телеге о двух конях. Купить ничего не успел, только сторговался со старостой на три пуда вяленого леща да попросил слух о себе пустить, чтобы люди угрей копченых ему несли. Жена убивалась сначала, как его нашли, плакала, волосы на себе рвала, лицо царапала. А на другой день сама исчезла, как в воду канула. Может, и впрямь канула с горя. Полгода назад свадьбу сыграли, любовь, поди, еще остыть не успела…

— В озере не искали?

— Какое там искать! — махнула рукой Жалена, войдя во вкус повествования. — Подойти боятся. Пятерых за два дня недосчитались, потом умнее стали, на озеро — ни ногой. Ну, по берегу, может, всей толпой и прошлись, а на лодках выходить не отважились.

Ведьмарь помолчал, потирая пальцем переносье. Непонятно было, заинтересовал его рассказ или сейчас равнодушно молвит: «Ну и что? Я-то тут при чем? Или топор мой поглядеть пришла — не в крови ль?»

— Тебя воевода отрядил убийцу искать? — в лоб спросил он. Жалена потупилась. Понятное дело, никого она не нашла.

Две с половиной седмицы прошло, труп сожгли, следы затоптали, многое из виденного и слышанного подзабыли. Так и сгинул бы человек бесследно, не будь украденные у него деньги княжьим задатком за угрей копченых, до которых князь охотник великий. Князь воеводе, воевода старшине, старшина кмету: сыщи, мол, прохвоста, живым или мертвым. Сыскать-то сыскала, а вот куда княжья казна запропала — одни водяницы знают.