Ольга Шумилова - Эхо войны.

Солдаты заволновались.

Внезапно меня схватил за локоть сержант, неизвестно как выловив в этой напряженной массе. Махнул рукой куда–то в глубину пещер и потащил за собой:

— Шевели копытами, Морровер, галопом, галопом! У нас с тобой дела покруче будут!

— Там что, тоже прорыв?!

— Прорыв–шморыв!… И один, и второй, и Бездна с небесами! — яростно, но непонятно прорычал сержант на бегу. — Там весь лазарет в крови и соплях! Не видела, что ли?!…

Мы пронеслись мимо лазарета, — мелькнули на секунду ряды окровавленных солдат, которых не было еще полчаса назад. Метались врачи и санитары в тщетной попытке разорваться надвое, а лучше — натрое, с залитыми кровью халатами и тихой паникой в глазах.

Кровь?… Не ожоги?

— Разведчики кого–то за собой приволокли, — ответил, не оборачиваясь, на мои мысли сержант. Зло тряхнул стриженой головой: — Нам сейчас этой хрени еще не хватало для полной задницы!

Мы вылетели в короткий коридор, которым кончалась главная пещера и начинались высоченные естественные залы с частоколом сталагнатов. Я крепче сжала приклад и выругалась сквозь зубы.

Солдат здесь было мало, зато много было пещерных плакальщиц — жутких сгорбленных тварей в треть моего роста, с выпученными белесыми шарами вместо глаз в половину плоских морд, длинными костлявыми лапами, свисающими ниже колен, и серповидными когтями, царапающими землю.

Победно взвыв при виде столь обильной добычи, они рванулись вперед, подпрыгивая на коротких кривых ногах больше чем на два локтя вверх.

Задерганные т'хорами солдаты отреагировали машинально — слаженной пальбой плазмой, что и стоило не меньше чем десятку здоровья, а одному–двум — и жизни. Мелкие, стремительные и слишком маневренные цели с легкостью уклонялись от тяжелых, редких и низкоскоростных зарядов. Пока над строем не прокатились щелчки переключателей режимов, первая волна уже успела перемахнуть середину зала и вцепиться в ноги солдат, а кому слишком не повезло — допрыгнуть немного выше.

Под сводами пещеры заметались вопли — уже соланские. Те, кого послали сюда, не носили «чешуи» — только бронежилеты, и у половины загнутые внутрь когти пропарывали ноги насквозь.

Я обежала стоявшего впереди парня, медленно оседающего на пол, хватаясь за пах, до боли в пальцах вцепилась в скалящуюся игольчатыми зубами морду, уже примеривающуюся к животу, и рванула в сторону, сворачивая шею. И тут же вскинула «мать», нащупывая курок.

Вторая волна пошла следом, не делая пауз. Загрохотали очереди, разрывая круглые тела с обвислыми животами в клочья. Заметалось эхо, а я начала молиться, чтобы от стрельбы не случилось обвала.

Их было много — целая стая, и далеко не всех удавалось выкосить даже шквальным огнем. Те, кто прорывался, с голодным остервенением кидались на солдат, стараясь воткнуть когти как можно выше.

Под ноги упала пустая обойма. Я торопливо запихивала в гнездо новую, пытаясь пинком отшвырнуть подскочившую за время заминки тварь.

Фарра! Вы меня слышите?!

Голос в голове раздался так внезапно, что обойма соскользнула и отправилась вслед за первой, а плакальщица извернулась и всадила коготь мне в бедро над коленом.

— Твою мать!!! — рыкнула я, схватила тощую лапу и с размаху швырнула тварь на стену, выдергивая неглубоко засевший коготь. Все, хана «пузырю».

Брешью в обороне мгновенно воспользовались еще с полдесятка плакальщиц. Ближайший солдат нашел время развернуться и полоснуть очередью и «моих», пока я наконец не перезарядилась.

Снова рявкнула «мать», засвистели пули, и я попыталась настроиться на волну, одновременно не выпуская из виду ближайшие десять шагов.

В глазах начало двоиться.

Фарра, вы можете сейчас прийти в лазарет?

Коэни, ты сдурел? Какой лазарет?! Тут и так солдат в два раза меньше, чем нужно!

Фарра, он умирает.

Сердце ухнуло. Дрогнули руки, очередь едва не прошла мимо цели. Сутки. Но ведь сутки еще не прошли, провались он в Бездну!!

Десять минут назад внезапно начали падать все жизненные показатели, никто не может понять, почему. Прибыло столько раненых, за этой суматохой вообще чудо, что заметили. Фарра… тут столько тяжелых, которые без срочной реанимации умрут, что даже доктор Точе не может вырваться. Я думал, может, вы захотите быть…

Я буду, Коэни. Постараюсь успеть…

Он отключился.

А я взревела раненым зверем, отшвырнув прикладом снова подобравшуюся слишком близко тварь и проломив череп еще одной. Звезда моя, да что же это за жизнь у нас такая! Когда в десяти шагах от врача умирает его собственный брат, а тот не может даже подойти, лихорадочно спасая чужие жизни! Потому что у него — присяга. Когда на другом конце пещер умирает друг, а я не могу даже попрощаться, потому что у меня — все та же гребаная присяга!!!

Я стиснула зубы, палец яростно надавил на курок.

А провались ты в Бездну, такая жизнь!

Спустя полчаса в отупевшем от бесконечной стрельбы мозгу окончательно перемешался отраженный пещерным эхом грохот, вопли раненых и вой плакальщиц. Стаю частью расстреляли, частью обратили в бегство, и теперь мы сновали по залу, отлавливая тех, кто затаился в нишах и за сталагнатами.

Я вырвалась оттуда при первой возможности — когда позволила совесть. Прибежала в маленькую пещеру, мысленно готовясь услышать о том, что опоздала.

Коэни встретил меня у койки, медленно, будто во сне, стягивая окровавленные перчатки. Повел большими печальными глазами:

— Знаете, фарра… Это странно, но все в порядке. Уже. И я снова не знаю, почему.

Я впилась взглядом в такое знакомое лицо, встрепанные золотые волосы, жадно, до боли, и почувствовала, как возвращается и начинает биться провалившееся, должно быть, в саму Бездну сердце.

Я знаю, что это. Это демонстрация сил, и предупреждение — мне и только мне.

— А что… там? У баррикады.

— Раненые, но убитых почти нет. Т'хоры разворотили обе баррикады, немного пошумели и ушли — почти как в прошлый раз. Как–то странно все это…

Это–то как раз не странно. Разведка и изматывание противника — нет резона терять на этом слишком много воинов.

— Знаете, фарра, через пару часов здесь станет полегче. Я постараюсь все же разобраться, что с ним происходит. Может…

— Спасибо, Коэни, — я слабо улыбнулась. — Но не изматывай себя слишком сильно.

Тем более, что это все равно не поможет…

Я дотащилась до своего лежака, устало стянула бронежилет, скинула перчатки и кобуру. Закатала побуревшую от крови штанину, с трудом отдирая прилипшую ткань, прыснула антисептиком и кое–как перевязала.

Жить буду, и черт с ним, что недолго. Хватит с меня такой жизни.

«А с остальных — хватит?…» — тонкий шепоток снова тревожит душу. Добро бы решала за себя — за других ведь решаю… Предательство доверившихся — как ни посмотри. Да только по масштабу разное предательство…