Ольга Шумилова - Эхо войны.

У меня очень, очень чесались руки схватить пук шикарных черных волос и несколько раз от души приложить их обладательницу о пластиковую столешницу. Размеренно и методично разбить точеный носик, полные губы — может, когда красота придет в негодность, она хоть на время успокоится.

С Тиссой я устала бороться. Банально устала.

— Фарра, вынуждена сообщить, что на вас поступила жалоба, — скучно и холодно сообщила я ей, равнодушно глядя в глаза. Разжала пальцы — и наступила на упавшее зеркальце тяжелым ботинком. — Какая досада. Прошу прощения.

— Разве я что–то сделала? — она приподняла брови в притворном изумлении и переглянулась с Зимой, плотоядно улыбнувшись. — Нет, ну в самом деле? На меня наговаривают, клянусь Звездой.

— Не клянитесь, фарра. Клятвопреступление — это отдельный проступок. А ваша вина у меня сомнений не вызывает. Интересно, почему? — сухо произнесла я.

Тисса наклонилась вперед, навалившись внушительным бюстом на стол.

— И все–таки, за чей донос меня будут песочить?

— Если вам интересно, кто мог бы обвинить вас в такого рода действиях, то могу сказать — большая часть форта. Та, которая мужская. Или уже и не только она?

— А–а–а, так бы и сказали, фарра ватар. Только, — она вальяжно усмехнулась, — не помню, чтобы кому–то хотелось после этого жаловаться. Скорее наоборот… — Тисса почти мурлыкала. — В этом я действительно готова поклясться.

— В таком случае настоятельно советую вам ограничить круг…общения теми, кто не возражает против вашего общества. И, фарра, — я наклонилась к самому ее уху и ласково прошептала: — Если хоть раз поймаю с несовершеннолетними, организую такой скандал, что ты вылетишь из форта как пуля, с черной меткой в регистрационной карте.

Она хмыкнула, но небрежно подняла руки в знак сдачи.

— Хорошо, хорошо, все поняла. Буду хорошей девочкой и все такое. Знала бы, что Отшельник бучу поднимет, на выстрел бы к нему не подошла…

— А, так это тот хлюпик! — презрительно процедил Зима, сунув в зубы палочку тифы, пропитанную иференом. Я посмотрела на него. Кончик палочки вспыхнул и закурился дымком. — Ну у тебя и вкус, Тисса.

— Молодой человек, если не ошибаюсь, ваш обеденный перерыв закончился десять минут назад? — холодно поинтересовалась я. — Хотелось бы знать, ваш координатор знает, почему вы отсутствуете?

— А вы уверены, что это в вашей компетенции? — окрысился парень, и передразнил: — Хотелось бы знать, комендант знает, что вы лезете в дела, которые вас не касаются?

— Значит, вас никто не отпускал. Чудесно. Предлагаете выяснить, не отпускал ли вас комендант лично?

Зима фыркнул и закатил глаза. Затянулся раз, другой. Я скрестила руки на груди и смотрела на него в упор. И этот взгляд отнюдь не был добрым.

Наконец он поднялся со стула и вышел за дверь, подчеркнуто небрежно взмахнув хвостом и пробормотав на ходу, достаточно громко, чтобы я услышала:

— Развели зверинец — ящерицы, полукровки, вампиры…

Тисса благовоспитанно смотрела на стол, даже не улыбнувшись. Знает, что если я действительно начну жаловаться на нее Бейсеррону, по головке он ее за совращение малолетних не погладит. Хотя что счетовод, что его секретарша — один черт. И, что самое печальное, никакие санкции на нее никогда не действовали дольше пары суток.

По–честному, несмотря на чрезмерную шлюховатость, Тисса вовсе не была какой–то особенно стервозной или испорченной, просто не имела никакого желания бороться со своей натурой, и потакала ей с огромным удовольствием. И, положа руку на сердце, множество солдат были ей за это весьма благодарны, потому как возможность наведываться в город к местным шлюхам (или, что важнее — деньги) имели далеко не все.

Если бы еще она хоть иногда давала труд голове, в отличие от противоположного места, и понимала слово «нет» с первого раза.

И еще — если бы не водилась со всякой шантрапой. Иногда мне кажется, что слово «стервец» придумано специально для Зимы. И будь он на пару лет младше, я бы все–таки настояла на его отправку в специализированное учебное заведение. Неуправляемый, склочный, хитрый и наглый оператор сверхдальней связи, подсаженный на иферен, которому только в этом году сравнялось сорок девять. Страшно, да? Но — он почти полтора года как совершеннолетний, и уже совершенно поздно что–то делать.

Операторов у нас не хватало давно — иферен аллергенен, для многих — до летального исхода, а без него ни одних природных способностей не достаточно. Поэтому прислушались бы ко мне — еще вопрос, и, боюсь, слишком большой.

А то, что через пять–десять лет я рискую получить шизофреника, опасного для общества и самого себя, вообще никого не волнует. Зима — из тех, кто в детстве отрывает среброкрылкам лапки, в юности — сбивает камнями птиц, а позже может попробовать воткнуть нож в бок обидчика, и не ощутит при этом никаких колебаний.

Больше года он служил одним из главных источников моего энергетического пропитания, и лучше не становилось, хотя после такого количества вытянутых мной негативных эмоций можно было стать патологически жизнерадостным и добродушным.

И ведь что самое удивительное, с Тиссой он приятельствует совершенно искренне и без всяких задних мыслей с обеих сторон. Что еще удивительней.

Ладно, не те сейчас проблемы.

— Бэйсеррон у себя?

— Да нет, — ответила Тисса, полируя ногти.

— Как нет?! Он же…

— Ну обедать он пошел, — она лениво посмотрела на меня. — А может, и не обедать… Чудной он сегодня какой–то.

— Номер его дай, — я забарабанила пальцами по столу. Если Бес не вылез из окна (третьего этажа), пока я делала внушение его секретарше, то гулять он отправился сразу после того… — А когда это он обедать пошел?

— Да часа два уже, — Тисса нацарапала номер на старом бланке и сунула мне. — И что это вы все сегодня друг за другом ходите? То с утра Отшельник прибежал, то Бес твой номер просил, то теперь ты его… У вас там что, оргия намечается?

— Если и намечается, то не такая, какие ты любишь, — отрезала я, выходя за дверь.

Номер я набрала быстро, ответа же пришлось ждать гораздо дольше.

— Что, уже успели добежать? — сквозь потрескивания донеслось из наушника.

— Более того, успела крайне продуктивно пообщаться с вашей секретаршей, — буркнула я, уже порядком уставшая от всего этого дурдома. — Зачем вы мне соврали?

— Хотелось посмотреть, броситесь ли вы спасать мою заблудшую душу.

— Какая разница, чью — это все равно моя работа, — отмахнулась я. — Где вы? Только серьезно.

— Иначе что? Нажалуетесь на меня Смерти?

— Нет, Огню. И, — тут я сделала глубокий вдох, понимая, что эти слова в трезвом виде он мне еще припомнит, и очень хорошо, — и раззвоню по всем Развалинам, в каком виде вы разгуливаете в рабочее время по территории форта. Так что будьте паинькой. Пожалуйста.