Ольга Шумилова - Эхо войны.

Район был оцеплен, у всех более мелких выходов на поверхность стояли солдаты внутренних войск.

Отряд продвигался медленно — рассыпаясь по ответвлениям главной трассы и собираясь снова, обшаривая каждый закоулок. Солдат не хватало — слишком много домов в этом районе, слишком много ответвлений и спаек. Нам нужен был маг, а не сканеры, от которых в этих подвалах толку было чуть.

Я шла замыкающей — сразу за майором, во избежание отправленным в хвост колонны — поэтому на отдаленный рев среагировала медленнее прочих. Палец правой руки мягко лег на курок, левая же вежливо, но решительно задвинула майора за спину. Еще пристрелю ненароком.

Послышались отдаленные выстрелы. Взметнулась рука впередиидущего в сигнале — и мы рванули с места в карьер. Узкий коридор влился в маленький подвальчик, и группа стремительно рассыпалась вдоль стен. Посреди голого бетонного пола бился в предсмертных судорогах шенай, разрезанный очередью пополам. Под ним лежал мужской, судя по всему, труп с разорванным горлом. Гражданский.

В коридоре напротив затихал дробный цокот десятков лап.

Мы бросились следом, автоматически выстраиваясь узким клином из «своих», бессознательно оттирая пришлых солдат в хвост колонны. Прошла неделя и четыре боевых выезда, но свои жизни мы доверяли им не больше, чем в первый день.

Цокот приближался — мы нагоняли. Я пристроилась за плечом у Маэста — бежала, перепрыгивая кучи металлолома, уворачиваясь от вырастающих из стен раскаленных, мокрых или просто ржавых труб, и тихо радовалась за исправный прибор ночного видения и хилую поисковую сеть, охватывающую четыре квадратных метра по пути следования.

Ровно до тех пор, пока коробка какого–то барахла не бросилась мне под ноги. Я автоматически сгруппировалась и откатилась в сторону, прижавшись к стене между двух точно таких же коробок.

— Морровер, ты где? — послышался из наушника встревоженный голос Маэста.

— Споткнулась об этот хлам, сейчас догоню.

Вскочила я быстро, но вклиниться в плотное построение, проносившееся мимо, было не так просто. Ближе к концу строй поредел, и я пристроилась в хвост, постепенно пробираясь вперед. На периферии зрения мелькнули знакомые майорские нашивки. Да что он вообще делает в середине строя?

Я вгляделась в его лицо и опешила. Северянин бежал с закрытыми глазами. А когда открыл их… Не знай я абсолютно точно, что он видит, сказала бы, что он слепой — больше ни у кого не бывает таких неподвижных, полностью расфокусированных глаз.

Штабной быстро перебирал пальцами здоровой руки. Пальцы сломанной тоже двигались, но медленно, рвано, и я всерьез усомнилась в том, была ли она вообще сломана. Через полминуты его глаза снова закрылись, и больше он их не открывал.

Пальцы продолжали двигаться, еще быстрее, чем раньше.

Я мотнула головой, отгоняя самые безумные предположения о том, что это, Бездна меня побери, может значить, но вперед продвигаться перестала, продолжая наблюдать краем глаза.

Спутниковый навигатор в подвалах не действовал, надежда была на официальные и полуофициальные строительные планы и схемы коммуникаций, и надежда отнюдь не радужная. Судя по ним, точка «Х» находилась в трехуровневом подвале сталелитейного завода восточного района. До него оставалось еще минут двадцать хода, и, если нам повезет, звериный топот приведет именно туда.

Да, Рой, умеешь ты выбирать места для встреч…

Впереди зашлись хриплым, скрежещущим воплем шенаи. Слаженным залпом рявкнули с полдесятка «матерей». Мы высыпали на узкий перекресток, где сходилось шесть коридоров. И крошечный, такой крошечный пятачок в центре. Ряды раздались, перекрывая пустые коридоры, и я, с «матерью» наперевес, наглухо загораживая четвертый проход, наконец увидела это.

Напротив нас колыхалось море.

Рыже–черное, живое и вопящее. Шерсть, когти, и безумные, безумные глаза. Их было не просто много. Столько я не видела за всю свою жизнь.

Оно замерло, тихо, как вздох. Замерло, и — будто взорвалось изнутри, швырнув себя вперед.

Зарявкали стволы, подскакивая от отдачи, брызнула на стены первая кровь, первые трупы бурой грудой упали посреди крошечного пятачка. За первой волной хлынула вторая, за второй — третья…

Они падали десятками, но, карабкаясь по трупам, захлебываясь воем и кровью, лезли вперед, к нашим глоткам.

Мы не успевали менять обоймы, от грохота и вони, что дают только обожженные, выпотрошенные очередями туши, не спасали никакие фильтры. И, ведя почти перекрестный огонь, думали об одном — как в этой свалке не задеть своих.

Поскользнувшись на кровавой луже, упал стоящий рядом солдат, толкнув меня под локоть. Глухо звякнула о пол вывернувшаяся из пальцев обойма. Машинально попытавшись ее поймать, я на секунду отвлеклась, и очередная волна накрыла нас обоих, опрокидывая на пол. Заскрежетала «чешуя» на груди и руках — огромный матерый зверь в клочья разорвал форму, и теперь полосовал когтями жесткий металл, зубами вцепившись мне в горло, мотая головой. Гибкие пластины хрустнули и начали медленно сминаться. Голова моталась из стороны в сторону и билась о бетонный пол вслед за движениями остервенелой твари. Если она дернет как следует головой и собьет шлем, мне хана.

Я покрепче перехватила «мать» и, насколько позволяла навалившаяся на меня туша, впечатала приклад ей под ребра. Еще раз. И еще!… Но бешеная тварь, судя по всему, не чувствовала уже ничего. Я рывком подняла «мать» до груди и изо всех сил нажала ей на горло зверя, упираясь руками в приклад и ствол. На секунду стало легче — зубы скользнули по все еще слишком гладкому металлу, но уже через эту секунду предплечья сжало, будто в тисках, оторвало от «матери» и начало рывками дергать в разные стороны, едва не вырывая из суставов — в руки вцепились еще два шеная, ноги придавило чьими–то телами.

Металл гнулся под клыками длиной в палец, перекрывая воздух. Перед глазами заплясали радужные круги, на кожу под «чешуей» сочилась теплая вязкая слюна. Я захрипела.

И вдруг стало настолько легко, что первой мыслью было — все–таки умерла.

Голова гудела той свербящей, колкой болью, которую дает сотрясение, перед глазами плыло. Приподнявшись на локтях, я разглядела наконец стоящего надо мной солдата. Солдат одновременно пытался поднять меня на ноги и монотонно повторял по внутренней связи голосом Ровин:

— Ты как, Морровер? Живая?

— Живая, — просипела я.

Наконец я смогла стоять, почти не шатаясь, и обвела заваленный трупами пятачок мутным взглядом. Помимо трупов на нем были только я, Ровин, и упавший рядом со мной солдат, которого она сейчас приводила в чувство.

— Где все?

— Зверье побежало. Наши пошли добивать, — лежащий солдат в разодранной форме не подавал признаков жизни. Ровин коротко доложилась майору и медикам. Обернулась: — Идешь?