Джон Толкин - Неоконченные предания

— Так отошлите их на свои корабли, пока есть время, — сказал Турин.

— Не захотят они расстаться с нами, даже если Кирдан и смог бы принять их, — возразил Гвиндор. — Нам надо жить вместе, пока это возможно, а не играть со смертью.

— Обо всем этом я уже говорил,—сказал Турин.—Отважно защищать границы и наносить мощные удары прежде, чем враг соберет силы, — вот в чем надежда на то, что вы проживете здесь как можно дольше. И разве тем, о ком ты говоришь, любезнее трусы, что прячутся в лесах и выслеживают добычу, уподобляясь волкам, чем воин, что носит шлем и узорный щит и разгоняет врагов, хотя бы они намного превосходили числом его войско? По крайней мере, женщины эдайн не такие. Они не удерживали мужчин от Нирнаэт Арноэдиад.

— Но меньше горя претерпели бы они, если бы не было той битвы, — сказал Гвиндор.

Кроме того, отец собирался подробнее рассказать о любви Финдуилас к Турину:

Финдуилас, дочь Ородрета, была златовласой, как весь дом Финар–фина, и Турину нравилось встречаться с нею и бывать в ее обществе: она напоминала ему родичей и женщин Дор–ломина из отцовского дома. Поначалу он виделся с нею лишь в присутствии Гвиндора; но вскоре она сама стала искать его общества, и они иногда встречались наедине, хотя казалось, что это выходит случайно. Она расспрашивала его об эдайн — ей очень редко доводилось видеть их, — о его стране, о его родичах.

И Турин охотно рассказывал ей обо всем этом, хотя не называл ни своей родины, ни имен своих родных; и однажды он сказал ей:

— Была у меня сестренка, Лалайт — то есть это я ее так называл; и ты мне очень ее напоминаешь. Но Лалайт была дитя, золотистый цветочек в зеленой весенней траве; а будь она жива, быть может, ныне лик ее затмился бы скорбью. Ты же царственна и подобна златому древу — хотел бы я иметь столь прекрасную сестру.

— Ты и сам царственен, — ответила она, — ты подобен владыкам из рода Финголфина— хотела бы я иметь столь доблестного брата. И думается мне, что Агарваэн — не настоящее твое имя; не подходит оно тебе, Аданедель. Я называю тебя Тхурин, «Скрытный».

Турин вздрогнул, но ответил так:

— Нет, меня зовут иначе; и я не король— короли наши из эльдар, а я человек.

Турин стал замечать, что Гвиндор относится к нему все прохладнее; дивился он и тому, что, хотя поначалу горе и муки Ангбанда вроде бы оставили Гвиндора, но теперь его, казалось, сызнова захлестывают печали и заботы. Может, это из–за того, что я противостою ему на советах, думал Турин, может, он обижается, что я беру верх над ним — да разве я хотел этого? Ибо Турин любил Гвиндора, своего провожатого и исцелителя, и к тому же жалел его. Но в те дни сияние Финдуилас также затмилось, шаги ее стали медленны, и лик задумчив; Турин же заметил это и решил, что речи Гвиндора вселили в нее страх перед грядущими несчастьями.

На самом же деле Финдуилас разрывалась надвое. Она уважала Гвиндора и испытывала жалость к нему, и не хотела бы она, чтобы из–за нее хоть единая слезинка прибавилась к его страданиям; но ее любовь к Турину росла день ото дня помимо ее воли, и она все время вспоминала о Берене и Лутиэн. Только вот Турин не был похож на Берена! Он отнюдь не пренебрегал ею, он радовался встречам с ней; но она знала, что он не любит ее так, как ей хотелось бы. Далеко блуждали его мысль и душа, у дальних рек давно минувших весен.

Однажды Турин заговорил с Финдуилас и сказал ей:

— Пусть речи Гвиндора не тревожат тебя. Он много пережил во мраке Ангбанда; и тяжко столь доблестному мужу сделаться калекой и поневоле держаться в стороне. Он очень нуждается в утешении, и ему может потребоваться много времени, чтобы исцелиться.

— Я это прекрасно знаю, — ответила она.

— Но мы дадим ему время исцелиться! — воскликнул Турин. — Нарготронд выстоит! Моргот Трусливый никогда больше не выйдет из Ангбанда, поневоле придется ему полагаться на своих прислужников — так говорит Мелиан из Дориата. Его прислужники— пальцы на его руках; а мы будем дробить их, обрубать их, пока он не втянет когти. Нарготронд выстоит!

— Быть может, — произнесла Финдуилас.— Выстоит, если тебе это удастся. Только будь осторожнее, Аданедель: тяжко у меня на сердце, когда ты уходишь в бой, ибо боюсь я, что Нарготронд осиротеет.

А потом Турин разыскал Гвиндора и сказал ему:

— Гвиндор, друг милый, снова ты печалишься — не надо! Здесь, в доме родичей твоих, в сиянии красоты Финдуилас обретешь ты исцеление.

Гвиндор молча взглянул на Турина, но промолчал, лицо же его омрачилось.

— Что ты так на меня смотришь? — удивился Турин. — Странен стал взгляд твой в последнее время. Чем я тебя обидел? Да, я спорил с тобой; но ведь надо говорить то, что думаешь, и не умалчивать о том, что считаешь истиной, из каких бы то ни было личных побуждений. Хотел бы я, чтобы мы были одного мнения — я ведь в большом долгу перед тобой, и я этого никогда не забуду.

— Не забудешь, говоришь? — ответил Гвиндор. — Однако твои деяния и твои советы переменили мой дом и моих родичей. Твоя тень пала на них. Чему же радоваться мне — я ведь все потерял из–за тебя!

Но Турин не понял, о чем он говорит — он решил, что Гвиндор просто завидует его положению при короле.

В следующем отрывке говорится о том, как Гвиндор предостерег Финдуилас от любви к Турину, рассказав ей, кто такой Турин — это тот рывок почти полностью осно–ван на тексте «Сильмариллиона» (гл. 21, стр. 230). Но ответ Финдуилас более развернутый, чем в «Сильмариллионе»:

— Глаза твои обманываются, Гвиндор, — сказала она. — Ты не видишь или не понимаешь, что происходит. Что же мне теперь, принять двойной стыд, рассказав тебе всю правду? Ибо я люблю тебя, Гвиндор, и мне стыдно, что я не могу любить тебя больше, ибо полюбила другого еще сильнее, и никуда мне не деться от этой любви. Я не искала ее, я долго ее отвергала. Но если я имею жалость к твоим ранам, сжалься же и ты над моими. Турин не любит меня, и не полюбит никогда.

— Ты это говоришь, чтобы оправдать того, кого ты любишь,— сказал Гвиндор. — Зачем же тогда он встречается с тобой, подолгу сидит с тобой и уходит от тебя радостный?

— Он ведь тоже нуждается в утешении, — ответила Финдуилас, — а родичи его далеко. Оба вы нуждаетесь в заботе. А кто позаботится о Финдуилас? Мало того, что я вынуждена признаться тебе, что меня не любят, — так ты еще обвиняешь меня, будто я тебя обманываю!

— Да нет. Женщины редко обманываются в подобных вещах, —сказал Гвиндор. — И немного найдется таких, что станут отрицать, что любимы, если их действительно любят.

— Если кто из нас троих вероломен, то это, конечно, я; но ведь не по своей же воле! Но как быть с твоей судьбой и слухами об Ангбанде? Как быть со смертью и разорением? Ибо Аданедель могуч в повести Мира, и в грядущие дни суждено ему добраться и до самого Моргота.