Александр Гуров - Ученик некроманта. Игры Проклятых

– Трудно заработать то, что уже твое. Врагов у Аргануса и без того слишком много, чтобы бояться получить еще одного или двух, или даже десяток. Он пытается исполнить пророчество, которое якобы даст ему власть над миром, и не остановится, пока не добьется своего.

– Пусть так, но при чем тут ты и Каэль? – непонимающе глядя на названного брата, спросила Алекто.

Батури несколько мгновений молчал, взвешивая, стоит ли рассказывать о пророчестве, стоит ли открывать его тайну? Или проще оставить Алекто в неведении, позволить ей, как и всегда, жить чувствами; оградить ее он интриг и игр со смертью? Но она имела право знать, поэтому Клавдий заговорил:

– Часть этого пророчества гласит, что должен ожить дважды мертвый. И этим «дважды мертвым», по мнению Аргануса, должен стать Каэль. Но прорицание не исполнится. Д’Эвизвил не учел одного: Каэль не умирал второй смертью. Он Перворожденный. И если всем остальным, чтобы стать вампиром, надо умереть, то Каэль явился на свет Измененным. Этого Арганус не знал – ведь ему, как и всем невампирам, неведомо истинное происхождение рода. Он начнет войну и проиграет ее, а наш род получит глоток воздуха и сможет понемногу, по чуть-чуть восстановить свои позиции. А позже открыто заявить о своих правах. Это будет – не сразу, но будет…

– Пусть все случится так, как ты желаешь, – смирилась с неизбежным Алекто и обняла Клавдия. Она уже устала от интриг, которые, не дав и опомниться, захлестнули ее сразу же после пробуждения. Сейчас она хотела одного – быть вдали от всех, быть рядом с Клавдием, но знала, что этому не бывать. Это желание уже стало однажды той причиной, по которой она ушла в «долгую дорогу», и вновь поддаваться эмоциям Алекто не собиралась. Но ей до жути хотелось прижать к себе того, кто был ей братом, но и возлюбленным. И, обняв, она снова почувствовала себя маленькой девочкой, которой была, впервые познакомившись с Клавдием.

…По прихоти старого барона она попала в родовое поместье Батури Савильйенов де Медичи. Наивная, она решила, что станет ему дочерью, но сделалась любовницей. Старый барон приходил к ней каждую ночь и уходил лишь за час до рассвета. Алекто и не догадывалась, что новый хозяин не человек. А он все заглядывал в покои любимицы, чтобы из раза в раз вкушать прелести молодого тела. Так прошло несколько лет, и так было бы и дальше, если б в ее комнату не заглянул молодой баронет. Любовь, как искра, вспыхнула в ее сердце, но не угасла, как бывает, а переросла в неистовое пламя. И баронет ответил на это чувство взаимностью. С того дня они часто виделись, и однажды, всецело отдавшись любви, позабыли про барона. Он застал сына в постели незаконнорожденной дочери. Он мог плюнуть на эту досадную мелочь, забыть и завести себе новую подругу сердца, но все обернулось иначе. Отец схлестнулся с сыном в поединке, отчаянном и смертельном – смертельном для барона. Девочка только в эту ночь поняла, в чей замок она угодила, что за нелюди наслаждались ее телом. Но она любила, а любви неведом страх. Желая навеки быть рядом с возлюбленным, она попросила его о бессмертии и подставила под острые клыки свою хрупкую шею…

Она крепче прижалась к нему, кротко вздрагивая, словно от страха. От ее объятий повеяло холодом. Даже мертвый, лишенный теплокровности вампир не мог справиться с морозом, сковавшим тело. Клавдию стоило немалых трудов, чтобы скрыть бьющую его дрожь. Но в одно мгновение холод исчез, словно Батури отпустили из ледяных оков и вернули в покой и безмятежность. Он не заметил синеватой изморози под ногами, которая в мгновение ока превратилась в капли воды: ведь все его внимание было обращено на потянувшуюся из многочисленных входов процессию вампиров, закутанных в черные ритуальные рясы.

– Высшие, – отстраняясь от Алекто, прошептал Клавдий. – Время пришло.

Ярко блеснула огненная вспышка и моментально угасла, но на смену одной пришла другая. Широкую округлую комнату озарил ослепляющий свет, на стенах заплясали бешеные тени – тонкие, как клинки, и черные, как чернильные пятна.

– Прекратите! – приказывал Клавдий, его голос был переполнен отчаянием и ненавистью. – Прекратите! – Батури крутился волчком, из последних сил противостоя чужой волшбе, но сил с каждым мгновением было все меньше. Он все еще вращался на месте и по-прежнему успевал выставлять крис в нужном направлении в нужный момент и разрушать обращенные на него заклинания.

Нападавших было немного, не больше пяти – остальные Высшие просто наблюдали, ожидая, чем закончится неравная схватка. И если в начале поединка почти все предрекали победу Клавдию, то сейчас ситуация не поддавалась столь явному прогнозу.

Алекто рванулась на помощь к возлюбленному, но упала, сделав всего несколько шагов. Ее тело оцепенело, будто превращаясь в камень.

– Не лезь, – посоветовал седовласый Регин. Этот вампир с внешностью зрелого мужчины, по непонятным причинам поседевшего раньше времени, всегда напоминал Алекто барона Батури. Регин подошел ближе и, взяв девушку на руки, тихо прошептал: – Клавдий сам выбрал свою судьбу, и теперь победа – дело чести. Если ты вмешаешься, он будет сожалеть, что не погиб.

– Пусти… – сквозь зубы выговорила Алекто. – Он умрет, если ему не помочь…

– У него всегда был козырь в рукаве – не стоит переживать, он выпутается, – врал, утешая, Регин, краем глаза замечая, что Батури пропустил удар и упал на одно колено.

Огненный шар изуродовал ему лицо, в спину ударила молния, но он поднялся, правда, лишь для того, чтобы вновь упасть под градом новых ударов. Казалось, смерть неминуема и вопрос лишь в том, сколько еще магических арканов ему удастся выдержать. Но неожиданно густая тьма опустилась вязкой, непробиваемой преградой над Высшим, и ни одно заклинание не смогло прорвать этот мрак, казавшийся живым и разумным. Всевидящие глаза Стража Отражений, на время затуманенные тайной волшбой, открылись, и Тьма ударила тех, кто пришел в Зал Крови с нечистыми помыслами. Клавдий, убедившись, что ему уже ничто не угрожает, прошептал заклинание, которым недавно ослеплял Стража, и Тьма рассеялась.

– Те, кто посмеет напасть, – умрут, – вставая, властно изрек лишенный половины лица Батури. Его потрепанный вид, искаженная ожогами личина и тлеющая мантия делали его внешность ужасной. Теперь он, как никогда, был похож на оживший труп. – Все, кто стоит в этой зале, отныне мои. И если я почувствую подвох или предательство, Страж испепелит посмевшего перечить мне и моей воле! – Клавдий оскалился, обнажая острые клыки. Он вытянул руку и, прокрутившись на месте, обвел клинком круг, указывая на каждого из собравшихся. – Вы дадите мне Кровь, дадите Кровь тому, кто вас породил! Клинки! Клинки! – бешеным зверем взревел Батури, всего одним словом, не требующим объяснений, приказывая каждому обнажить ритуальные клинки и вспороть себе вены. – К’йен! Ко мне и на колени! Ко мне! – К’йен хотел ослушаться, но ноги не повиновались: он сделал шаг вперед и уже не смог остановиться – он двигался медленно, словно в вязкой жидкости, мысли бесконечным потоком проносились, не задерживаясь, в голове, а К’йен все шел, и казалось, его пути не будет конца. – На колени! – приказал властный голос, и К’йен упал у ног Властелина.